Четверо ошеломленных путников сейчас же увидели эти воспоминания. Сосредоточенный в глазах вихрь, увлекающий за собой в безумном хороводе прекрасных образов. Их сознание взмывало под небеса, полыхающие звездным огнем. Плыли в сонмах кучевых облаков, пронизанных солнечным светом. Парили над берегами морей, долинами и горами. Неслись над темно-золотым простором прерий вместе с ветром, пригибающим к земле траву. Пересекали красные пустыни под лазурными небесами, где армии кактусов выстраивались, охваченные зеленым пламенем. Пролетали над резными домами, притулившимися к склонам лесистых холмов. И все это время перед их мысленным взором сменялись образы: они смотрели глазами матери на пышущих здоровьем младенцев в колыбелях, видели их же, но с уже поседевшими волосами, лежащих в могилах, некогда любимых, ушедших. Заглядывали в глаза умирающего врага, поверженного в разгар жаркой битвы, провожали восторженным взглядом краеугольный камень, опускающийся в фундамент храма…
Раздираемые на части в этой буре нескончаемого безумия, все четверо повалились со своих мест и катались по соломе, силясь вернуть себе рассудок в кружении миров и смятении сердца, пригибаясь под ураганным ветром, а их гостья тем временем говорила им:
— Забудьте о своей гнусной затее. Я — будущее этого мира, предназначенный для него конец. Это я буду наблюдать, как он гибнет, и понесу в себе память о столетиях, под которыми подведу черту. Впитав в себя все воспоминания, я встречу вечность. Я — будущее этого мира, которое вы не в силах предотвратить.
И они еще нескоро поняли, что она уже ушла. Они поднялись на ноги, снова оказавшись на твердой почве. Они заглядывали в глаза друг другу, и каждый понимал, что это был не сон. Жак вынул из кармана пухлый кошель с золотом Кадастера и протянул Бронту:
— Приношу свои глубочайшие извинения. Я не обладаю достаточной силой, чтобы противостоять такому существу.
— Не стоит извиняться, — произнес Руб, кашлянув. — Оставь себе деньги. Нас снабдили средствами… для защиты разума и воли от нее. Простите меня, просто я растерялся. Но мы подготовимся к следующей встрече.
Они пили, размышляя.
— Призрак возможного будущего, — бормотал Бронт. — Неужели мы убьем целое будущее?
— Именно это и случится, — серьезно произнес Руб, — если мы спасем Землю от предсказанного ей конца.
Они выпили еще немного, в молчании размышляя о своем. Кьюджел, который провел в игорных притонах трое суток кряду, устроился на соломе и заснул. Остальные негромко переговаривались, пытаясь яснее представить себе, что за работа ожидает их, обсуждая обитателей Сот, слаймеров.
Бронт вывел итог из их мрачных рассуждений:
— Итак, каменотесы на каждом шагу будут пытаться убить нас. Они прорубают проходы в хрустальной породе прямо под Сотами, однако опасаются подниматься по собственным шахтам и не осмеливаются входить в Соты из страха перед слаймерами. Что касается природы этих жутких существ, то наши сведения о них слишком противоречивы, мы сходимся только в одном: до сих пор неизвестно, пожирают ли они тела людей, которые вторгаются в их угодья, или же нет.
— И это потому, — проворчал Жак, — что мы понятия не имеем, чем именно они питаются. Даже самому безрассудному каменотесу никогда не приходила мысль забраться в Соты… Ладно. Похоже, всем нам лучше лечь спать, как по-вашему, господа?
На заре цвета фуксина они взвалили на плечи снаряжение и вышли под проливной дождь. Вышли из долины Миниона на пропитанное водой плато и примерно две лиги шагали под неумолимым, пронизывающим дождем, который лил с таким шумом, что мешал разговаривать. Приближаясь к существующим с незапамятных времен Хрустальным Сотам, Руб ощутил, что он — что все четверо — всего лишь мимолетное видение, такое же слабое и недолговечное, как опавшие листья. Этот потоп наверняка смоет их с лица земли задолго до того, как они доберутся до древних высот…
Однако чем выше они поднимались, тем слабее становился поток воды; дождь еще время от времени принимался моросить, однако пасмурное утро оттенка янтаря все-таки просачивалось с вершины горы. Впереди скалистые выступы и складки земли образовывали подобие цветочного венчика вокруг более высоких гор — нависающих искривленных конусов и морщинистых хребтов из гладкой черной породы. Подступы к этим угрюмым мегалитам преграждало еще триста локтей каменистых завалов, а Соты со всеми своими кристаллами были заточены внутри этих гигантских футляров из черного базальта.