- Эти ты тоже так заработала? - Ким потряс деньгами перед лицом девушки. - Шлюхой заделалась?
- А может и да! Тебе не всё равно?! - Дукку замахнулся, - Давай! Ударь меня. Ты ведь обычно так делаешь. Ведь так легче: не нужно ничего объяснять и бояться что тебя отвергнут. Держать на привязи и наслаждаться покорностью, - слёзы вырвались крупными каплями, и Хёнсу не старалась их даже смахнуть, - Я верну тебе долг! Отдам до последнего чона³, которые ты… - её била мелкая дрожь от нервного возбуждения на грани паники, - Которые ты отдал за меня. Всё до последнего чона. Слышишь?! - Страх перед этим человеком никуда не делся, она по-прежнему холодела при мысли, что он может сотворить с ней в приступе ярости, но она больше не хотела так жить.
Дукку кольнуло в груди. Щемящая боль комкало изнутри и сдавило горло. Что он сделал с ней? Любимые глаза напротив, были точно такие же вымученные страданиями, какими были у его матери, когда после жестоких, порой беспричинных побоев отца, она, уставившись в одну точку даже не моргала. Прижимала его испуганно маленького мальчика к груди и сквозь слёзы тихо, почти шёпотом напевала колыбельную. Жестокий отец, даже в пору доброго духа никогда не оказывал никаких проявлений внимания, не говоря уже о любви. Для него они были паразитами, сидящими на шее.
Дукку хотел любить Хёнсу, но не умел, не знал, как правильно любят мужчины принадлежащих им женщин.
«Отпусти меня! Хватит!» - парень с ужасом осознал, что Хёнсу просит отпустить не её руку, крепко сжатую в его пальцах, а её саму. Отпустить от себя. Но как он может это сделать, если её имя вонзилось ему в сердце так глубоко и приросло, что если выдернуть с корнями, то вырвет себе сердце.
Дукку отбросив деньги в сторону, крепко обнял Хёнсу.
- Не смогу. Не пущу!
Он мял её в своих объятиях, целовал, просил прощения, прижимал к груди лишь бы не отпускать, лишь бы не дать уйти. Она ведь его. Он имеет право на неё.
Хёнсу опустив бессильно руки, ничего не говорила, покорно давая себя целовать. «Потерпи Хёнсу немного ещё. Эта последний раз» - повторяла и повторяла она себе.
***
Чёрный Genesis медленно плыл по плохо освещённым улицам района Ахён-дон, иногда останавливался возле какого-нибудь дома и снова продолжал свой путь. Тэхён прильнув к стеку автомобиля, во все глаза всматривался в адресные таблички и сравнивал с записью на клочке бумаги.
- Господин Ким, а это не машина господина Пака?
Тэхён удивлённо уставился на лобовое стекло, где впереди них, ехала машина на расстоянии позволявшем рассмотреть номера и они действительно принадлежали Чимину.
- Она самая, - Ви старался дышать глубоко, чтобы соображать адекватно. Зачем Чимин здесь, он понял сразу, - Езжай за ним, но только осторожно. Не дай ему тебя заметить, - водитель молча кивнул и замедлил ход.
Свернув за угол на нужный переулок, Чимин припарковал машину у ворот маленького низенького дома. Он приехал сюда уже второй раз за последние пару часов в надежде застать Хёнсу.
Парень несколько раз подёргал запертую калитку, а затем, устало прислонившись к капоту машины, стал вглядываться в тёмный конец переулка заканчивавшийся лестницей.
Тэхён внимательно, почти не моргал, следил за каждым движением друга из своего автомобиля. На его источавшем всемирную злость красивом лице отчётливо читалось огненными буквами желание убить, уничтожить, стереть с лица земли! Он не мог уловить смысл всех действий и поступков Чимина, не понимал, почему лучший друг водит его вокруг пальца и обходиться с ним как с идиотом. Парень еле сдержал себя, чтобы не выскочить пулей из машины, когда увидел как на слабо освещённой уличным фонарём лестнице появилась Хёнсу и к ней сразу же подбежал Чимин. Ким только торопливо опустил стекло, чтобы слышать их разговоры.
- Разве не в клубе ты должна была сегодня работать? Почему тебя не было? - сходу предъявил Чимин оторопевшей девушке.
- Следите за мной? - Хёнсу отмерев от секундного оцепенения, сердито округлила глаза на предъявление.
Чимин не знал что ответить на то, что является чистой правдой. Он переводил глаза то на волосы, то на губы, то на плечи девушки и замер. На молочной тонкой шее багровели два пятна. Откуда-то внутри большим пузырём всплыла злость и с бульканьем взорвалась, ударяя по мозгам.