Теодор в Дакоте
В ту ночь Рузвельт поставил черный крест на странице в дневнике и под ним написал всего одну фразу: «Свет ушел из моей жизни». Он уничтожил все письма жены и более никогда и ни с кем не говорил о своей потере. В его будущей «Автобиографии» не найдется ни единого слова об Элис. Поначалу Теодор даже избегал называть дочь по имени: в письмах сестрам он говорил о «бэби Ли».
Сам Рузвельт знал только один способ преодолевать жизненные катаклизмы: тяжелую работу и физические лишения. «Черная меланхолия редко настигает всадника, который мчится галопом», — однажды пояснил он. Мужчины в те годы не занимались воспитанием детей. Оставив дочь на попечение нянек и старшей сестры, Рузвельт заказал билет на поезд, отправлявшийся в сторону уходящего солнца.
Американский Запад в те времена заметно отличался от романтизированного Голливудом мира рискованной свободы и невероятных приключений. За первыми «экзотическими» впечатлениями скрывался ежедневный изнурительный труд ковбоев и поселенцев, борьба с засухой и пыльными бурями, обыденный и опасный мир фронтира — границы цивилизации и дикой природы. Здесь Теодор Рузвельт решил начать все сначала, вложив деньги в скотоводческое ранчо. Первоначального взноса в четырнадцать тысяч долларов хватило на покупку 450 голов скота.
Рузвельту нравилось, что здесь не спрашивали вновь прибывших об их прошлом. Люди отвечали за самих себя и собственные поступки в настоящем. Револьверы и ружья на Диком Западе становились средством общения, когда возникал обман или мошенничество, и тогда векселя и невозвращенные долги нередко оплачивались пулями. Но дружба и верность своему слову обретали здесь совершенно особую, первозданную ценность. Отсюда до грохочущего, вечно спешащего Нью-Йорка, казалось, было так же далеко, как до сияющих в небе крупных звезд, и люди вели совсем другие разговоры: о больших ураганах и ранних заморозках, приходящих и уходящих человеческих жизнях.
Своему ранчо, состоявшему из трех простых бревенчатых построек, Рузвельт дал название «Мальтийский крест» — по форме клейма его долгорогих коров. Первые письма Тедди сестрам полны оптимизма: «Зимой я потерял 25 голов из-за волков, морозов и т. д., но остальные в прекрасной форме, и сейчас у меня полторы сотни телят».
«Свет ушел из моей жизни» — запись в дневнике Рузвельта
На ранчо Теодора (Рузвельт в центре)
Жилище Рузвельта в Северной Дакоте
Поначалу Тедди вызывал ироничные улыбки своими «городскими» манерами. Местные жители прозвали его «четырехглазым» — из-за золоченого пенсне. Как писал Рузвельт, очки в здешних краях считались признаком «порочной натуры». Однажды загорелые ковбои чуть не попадали с лошадей, услышав обращение Рузвельта: «Джентльмены, не будете ли так любезны оказать мне некую услугу?»
Историкам нравится приводить эпизод, случившийся с начинающим скотоводом в одном из салунов на границе с Монтаной. Здесь «отдыхали» перегонявшие стада ковбои. Подвыпивший детина решил «выяснить отношения» с легкой, по его мнению, жертвой — сидевшим у барной стойки, но не пьющим субтильного вида очкариком. Ковбой наставил на него два пистолета и предложил «разобраться». Теодор поднялся ему навстречу и, как пишут историки, применил на практике знания бокса. Отправленный в нокаут ковбой успел разрядить оба пистолета в потолок бара. Рузвельт невозмутимо разъяснил спутникам секрет успешного удара: молодой человек опрометчиво стоял чересчур близко к нему и слишком сдвинул каблуки.
«Он мирно жил в хранительной глуши», — написал Байрон о знаменитом охотнике Д. Буне, ушедшем от цивилизации на американский Запад. Начитанный выпускник Гарварда мирной жизни не искал. «Четырехглазый» постепенно обретал доверие у своих помощников и местных жителей, проводя долгие часы в седле, обгорая в жару и коченея в стужу, наравне со всеми деля тяготы ковбойской жизни. Бывший конгрессмен научился владеть лассо и клеймить скот, переходить вброд реки и пользоваться всеми видами оружия. Его уважали за честность. Однажды Рузвельт обнаружил в своем стаде породистого бычка с чужим клеймом. Работник, оправдываясь, клялся, что бычок приблудный, но Рузвельт уволил его: «Если ты смог украсть для меня, то сможешь украсть и у меня».