Рубин ощутила тепло под ладонью. Потоки маны вливались из окружающего пространства в нее. Крики существ в стороне, скрежет молний и пульсаров под потолком, сквозняк, дующий в спину, липкая кровь Галлахера, пропитывающая ее наряд, приторный запах гари и железа, раздражавший нос — все смешалось в одном неповторимом моменте, в котором застыла Рубин.
Вспышка света — поток маны устремился в грудь Галлахера. У Рубин закружилась голова и она опустила ее на плечо мертвого принца. Еще одна вспышка — в теле Галлахера что-то хрустнуло, грудь под ладонью начала вздыматься. Новая вспышка — у Рубин закололо сердце. Остро, часто, пронизывая будто иглой насквозь. Принцесса зажмурилась, теряя силы. Рука плетью сползла на пол, а взгляд застрял на окне под потолком, за которым по-прежнему было темно.
Боль в груди отступила, и стало очень легко. Пожалуй, Рубин слишком устала ждать рассвета…
Веки принцессы закрылись сами собой.
Мрак.
Ордерион
Дым перед глазами рассеялся. Тело отца распласталось перед ним, испещренное взрывами пульсаров, которые предназначались Ордериону.
Тринадцать лет назад король Инайи нарушил закон и отправился в чужой мир за лекарством, чтобы спасти Ордериону жизнь. А теперь погиб, снова защищая его. Неужели кроме чудовища, притаившегося в глубинах разума, в Луаре существовал еще и любящий родитель? Безусловно, любящий своей какой-то изощренной и странной любовью, но все же…
Ордерион протянул руку и закрыл отцу веки. Эпоха правления короля Луара закончилась в храме богини Арим, где поклонялись женщине, что предала весь их мир. Ордерион поразился спокойствию, с которым отодвинул тело отца от себя и встал. Следовало предать родителя земле. Сегодня или завтра, если завтра вообще наступит.
Запястье Ордериона обожгло. Метка связи с Рубин вспыхнула алым. Ордерион, придерживаясь за стену, побрел в сторону поворота, где скрылся из виду Дхар.
Разгоняя рукой дым и пыль, Ордерион попал в большой зал. По его периметру на разрушенных плитах лежали мертвые тела жриц и их «прихожан». На полу осталось оружие существ из другого мира. А еще там были Галлахер, Хейди и Ди.
Брат сидел на полу. Одежда на его спине запеклась сплошной черной коркой и, кажется, пропиталась кровью. Хейди находилась рядом с Галлахером. Она рыдала и обнимала его. Ди с алым нимбом над головой, стояла на коленях и давила руками кому-то на грудь.
Дхар сидел на корточках напротив жены и смотрел на нее, но Ди на мужа никак не реагировала.
— Рубин? — позвал Ордерион, понимая, что своими спинами Галлахер, Хейди и Ди загораживают от него именно ее тело. — Рубин! — простонал он и, еле перебирая ногами, направился к ней.
Его принцесса лежала на полу, мертвенно-бледная и испещренная черными метками силы. Ее алые глаза вернули себе былой синий цвет, но огонь жизни в них больше не горел.
Дхар достал из футляра за поясом бутылочку с синей жидкостью и прижал ее к шее Рубин.
— Я дала ей стимулятор, — Ди продолжала давить на грудь Рубин, затем склонилась к губам и выдохнула в них. Снова начала давить на грудь. — Отползайте! — рявкнула она на Галлахера и Хейди.
Те отодвинулись.
Ди поднесла ладони к груди Рубин и окатила ее тело разрядом молний. Затем прижалась ухом, слушая сердце.
— Твою мать! — прошипела Ди и снова ударила молниями Рубин. — Девочка, ну давай. Давай, моя хорошая. Ты все сможешь.
— Ди, — позвал Дхар. — Остановись.
Но Одинелла не слушала. Выдохнула в губы Рубин воздух и продолжила давить на грудь.
— Ди, она умерла, — произнес Дхар.
— Я дала ему слово, что спасу Рубин! — голос Ди срывался.
— Ты не всесильна, — вторил Дхар.
— Они — не мы, — покачала головой Ди. — Их мозг в условиях гипоксии сохраняет жизнедеятельность намного дольше, чем наш. Мана в их телах не позволяет клеткам погибать в течение пятнадцати минут после остановки сердца. Они лучше нас. Совершеннее.
— Но они все равно смертны.
— Мы тоже смертны! — закричала Ди.
— Тела — да, но разум — нет, — прошептал Дхар, убирая руки жены с груди Рубин.
Ордерион застыл, глядя на тело своей принцессы. Строчки из трактата «О формах маны» будто бы сами собой возникли перед глазами. Ордерион вскинул руку и начал в воздухе рисовать юни.
— Что ты делаешь? — Ди повернула к нему голову.
— Делюсь жизнью, — спокойно пояснил он. — Кто сунется ко мне — испепелю, — Ордерион щелкнул пальцами другой руки, и в воздух взмыл пульсар.
— Не трогайте его, — посоветовал Дхар. — Пусть делает, что хочет.