Однажды, не выдержав притеснений царских слуг, чуваши, живущие в этих краях, поднялись на борьбу. Утром, перед тем как начать восстание, они договорились: для распознания своих сторонников, приколоть каждому на грудь цветок мака.
И уже на следующий день восставшие покончили со всеми царскими прислужниками. Они мечтали установить свободную и радостную жизнь. Да, мечтали… Ведь человек всегда живёт мечтой, окрыляется ею…
Но недолго жила их свобода. Царь прислал сюда многочисленное войско, и ранним утром на горе Таванай произошла жестокая битва. Царское войско разбило чувашских бунтарей…
Говорят, никогда, даже в период разлива, ни Була, ни Карла не текли так, как текла в тот день чувашская кровь. Белые маки, что были на груди восставших героев, от крови стали красными. С тех пор и стали цветы мака красного цвета. А семена, от печали и горя за пролитую людскую кровь, почернели…
Дед умолк. Петюшка, желая узнать подробности восстания, задал деду несколько вопросов. А Вася рассказал о местах, где особенно много маков.
Через некоторое время, оставив костёр, мы по двое пошли за лошадьми. Как всегда, я пошёл с дедом Ендимером.
Лошади уже успели дойти к горе Таванай. Пришлось подняться на гору.
Как бы продолжая свой рассказ, дед, поднимаясь по склону, тихонько добавил:
— Вот оно, это давнишнее кладбище. На нём-то и были похоронены баторы, погибшие в битве.
Вот и могилы… Они покрыты шатром ночной темноты. Издалека трудно отличить старые могилы от новых. Но так кажется лишь на первый взгляд. Вот, вот они, древние могильные насыпи! Они гораздо шире, как мне кажется, и величественнее новых! Посмотришь и скажешь: «Да, здесь спят вечным сном баторы-улыпы!» На минуту от этих мыслей мне вдруг стало страшно. Представилось, что вот-вот из этих могил встанут баторы с обнажёнными саблями в руках… О, эта фантазия! Что я могу поделать с нею!
… Чтобы завязать разговор, дед начинает о чём-то опрашивать. Его голос рассеивает мои мысли, но не возвращает меня к действительности.
Кони, спокойно пофыркивая, щиплют траву; высоко в небе горят яркие звёзды, и мне кажется, что это глаза баторов. Они с высоты столетий смотрят на нас и хотят убедиться: хорошо ли нам живется здесь, на чувашской земле, на земле Советов. И всё так же ли ярко горят маки, окрашенные их кровью!
Песнь о Свирели-Правде, об Иреклехе и о баторах с красными звездочками на шлемах
И вот мы снова в ночном. Дед Ендимер, помешивая горящие угли своей неизменной палкой, молчит. Далеко на северо-западе меркнет заря.
Я подкладываю сухой хворост в костёр. На минуту он вспыхивает, озаряя нас с дедом. Потом постепенно гаснет.
У подножия горы Таванай стелется холодный туман. Веет сырой прохладой и осенью. Сегодня мы только двое, и потому дед Ендимер более откровенен:
— Давным-давно жили в тех далёких краях, где нет ни Волги, ни Свияги, древний старик со своей старухой. Жили — счастья не знали. И днём и ночью на богачей до седьмого пота работали, спины гнули, но досыта не ели и всегда недосыпали.
Жизнь, говорят, не верёвка, жизнь длиннее. Сколько старики не жили, а жизнь их была всё такой же безрадостной, трудной и длинной.
— Эх, — говорили они, — когда же кончится эта проклятая жизнь?
А она всё не кончалась.
Как и все на земле, любили они свободу. Ждали счастливых дней, но как ускорить их приход — не знали.
Жили они в чёрной избе, без трубы-дымохода. И ни разу в их избе не было слышно голоса ребёнка: это ещё более усиливало их горе.
Но однажды, когда солнце заглянуло в небольшое окошко, затянутое бычьим пузырём, в доме послышался детский плач. Это у старика со старухой родился сын-батор, надежда и радость на старости лет.
И добрая семья в честь исполнения заветной мечты назвала его Иреклех, что значит «свобода».
Смелым рос единственный сын. Не по годам, а по часам и минутам подрастал он и креп. И скоро стал молодцом-джигитом. Ух, и силён же был он! Руками вековые дубы пригибал к земле, если они мешали ему пройти.
Иреклех слышал, что везде и всюду стонет и страдает народ.
Начал Иреклех думу думать. Захотелось ему узнать, отчего торжествует на земле несправедливость и почему нет счастья для простого народа?! Думал и ждал, надеялся и верил, что придёт светлая и счастливая жизнь!
— Может, после злой зимы наступит весна-красна и настанет тёплое лето? — утешал он самого себя.
Но проходили зимы, расцветали вёсны, одно лето сменялось другим, а мир не менялся. Тогда пришёл Иреклех к родителям и попросил благословить его в дальнюю дорогу.