[{6 декабря}]
Ненавистный звук будильника заставил меня открыть глаза, пытаясь рассмотреть хоть что-то в кромешной темноте. Пять утра. Господи! Какая мука – вставать годами в одно и то же время. На работу мне к восьми, но ехать очень далеко. Ненавижу.
Как сомнамбула, я брожу по квартире, иногда натыкаясь на мешки с мукой и сахаром – наши запасы на черный день. Кто не голодал, не поймет, а я без этих самых мешков в наличии уснуть не смогу. Проверено.
Жизнь – дерьмо, но я отвлекаюсь, пытаясь придумать, о чем буду писать вечером в новой проде, и это помогает. Чай вместо завтрака, три бутерброда на работу, прохладная курточка и старенькие, заношенные ботинки. Опаздываю, уже на бегу застегиваясь. Черт! Молния в который раз разошлась, уже не подавая признаков жизни – придется ехать как есть. Ну, ничего. Ничего. Возможно, со следующей зарплаты?
Вчера был дождь, и к тому времени, как я заползаю в электричку, мои ноги промокли насквозь. Я прохожу несколько вагонов, надеясь найти свободное место над печкой, чтобы хоть немного согреться, но мне не везет. Сажусь у прохода. Воняет бомжами, но я закрываю глаза в тщетной попытке уснуть. Туда-сюда снуют люди, все время меня толкая и громко переговариваясь – вот они, прелести общественного транспорта.
На работе очередной аврал. Злобствующая Наталия Арсентьевна орет на меня не своим голосом за пять минут опоздания. И знает же, что живу у черта на рогах. Она моложе меня на пятнадцать лет, и это больно царапает гордость – все знают, каким именно путем она заработала эту должность. Но я вежливо киваю и со всем соглашаюсь, зная, что эта уволит и не поморщится. Столько уже наших трудолюбивых и преданных, проработавших здесь по десятку лет, выгнала, что и не сосчитать. Но самое печальное не это. Глубоко внутри, где-то очень-очень глубоко, я ей завидую. Она молодая. Красивая. Успешная. У нее еще все впереди. У нее есть шанс на светлое будущее, которое будет таким, каким она его себе представляет. Больно, смотря на свое отражение, понимать, что лучшие твои года позади. Что лучше уже не будет. Что теперь эта жизнь не для тебя. Почти пенсионерка – ты теперь на обочине жизни. Смирись.
И я смиряюсь. Иду на свое рабочее место, проглотив обиду за незаслуженное замечание. Бумаги-бумаги-бумаги, телефонные звонки и базы данных, голова кругом. Чай с бутербродами прямо за рабочим столом в обед. Снова, но уже как-то обреченно, болит желудок и, кажется, поднялось давление. Вечером, выйдя из здания, в котором располагается наш офис, но не дойдя до остановки автобуса, я не выдерживаю и захожусь в рыданиях. Меня. Никто. Не поздравил. Никто. Мне сорок девять, и я совершенно одна во всем мире.
[{7 декабря}]
– Ну, как? Сдал? – Сын вернулся утром следующего дня.
Хорошо, наверное, отпраздновали. Хотя, если судить по бледному лицу, похмелье его не отпустит еще долго.
– Ха! Ты сомневалась во мне?
У меня осталось всего пять минут до выхода на работу, но я решаюсь:
– Откуда у тебя деньги, сын? Телефон этот с яблоком, я знаю, что он дорогой.
– Ма-а-ам. – Он показывает мне язык и уходит в свою комнату.
Я тяжело вздыхаю и встаю из-за кухонного стола. Надеюсь, он не торгует наркотиками, или что-то в этом роде. Из зеркала в прихожей на меня смотрит усталая и, скажем честно, страшная женщина. Черные круги под глазами держатся так устойчиво и уже столько лет подряд, что я и представить себя без них не могу. Вот такая она, жизнь. Не о таком мечталось. Не так все представлялось. Надо выбросить это чертово зеркало, чтобы не вздрагивать каждый раз, проходя мимо.
Задумавшись, я пугаюсь звука храпа, резко раздавшегося в не обремененной лишней мебелью квартире. Видимо, муж перевернулся на спину. Ну а мне пора. За еще одно опоздание выгонят.