Весь день проведя словно в трансе, я, полностью поглощенная своими мыслями, и, чего таить, ожиданиями, даже не заметила, как добралась домой.
– Привет, ма. А я макароны сварил, сейчас яйца поджарю. Будешь?
Я застыла на месте, так и не закончив шаг, и удивленно посмотрела на сына. Вроде нормально выглядит. В чем подвох? Я медленно подошла и села за кухонный стол.
– А давай ты просто скажешь, чего от меня хочешь, ладно? А потом мы поужинаем. Папа дома?
– Нету его. – Стас внезапно ударил ладонью по столу. – У него любовница, мам.
– Я знаю.
Он резко повернулся ко мне всем корпусом, словно не поверил услышанному:
– Знаешь?
Я устало кивнула, ощущая, как тяжесть унылой жизни, на несколько часов отодвинутая в сторону хорошим известием, снова ложится на плечи. Молча, не поднимая взгляд на неподвижно замершего сына, я пошла в ванную переодеваться. Ну почему? Почему? Почему этот день не мог закончиться хорошо? Я не хотела думать о том, что творится в моей семье, не хотела разговаривать с сыном о том, как и с кем изменяет мне его отец. Хотела только... тишины. Хотела забиться в свою норку на балконе, включить ноутбук и забыться. Разве это так много?
Вернувшись, я снова села за стол напротив Стаса и принялась ужинать. Какое-то время мы молчали, а потом сын не выдержал:
– И что дальше? Ты так и будешь терпеть?
– Чего ты от меня хочешь? Скандалов с горой битой посуды? Развода? – Я облокотилась на стол и спрятала лицо в ладонях. Жутко разболелась голова.
– Я женюсь.
– Что? Ты серьезно?
– Да, мам.
– Но как же учеба? Как же карьера? Почему сейчас? – Я и сама не заметила, как начала плакать.
– Ира беременна. – Он вроде как смущенно опустил взгляд. – Мы не планировали.
– Вы не планировали, – повторила тихо. – Ира, я так понимаю, твоя девушка? Кто она?
Стас встал из-за стола, собрал тарелки и принялся их мыть. Сделал нам по чашке чая.
– Она студентка первого курса.
– О, Господи. Нет-нет-нет. – Я буквально задыхалась. – Скажи мне, пожалуйста, что ей уже есть восемнадцать. Пожалуйста. Ведь, правда?
– Будет через месяц.
Я резко поднялась и вышла из кухни. Стены давили на меня своей мрачностью. Сколько раз мы собирались сделать ремонт, и все никак. Выцветший рисунок и местами отлетевшая штукатурка, пожелтевшая побелка и старая мебель. Мне было противно находиться здесь. И запах! Этот запах, преследующий меня везде – плесень, сырость, затхлость, старость – запах бедности.
Пометавшись, как раненый зверь, по квартире, вернулась.
– Кто ее родители? – Я стояла в коридорчике на границе света и тьмы.
– Они учителя. Живут с бабушкой и дедушкой. Ира будет жить здесь.
Я рассмеялась. Хохотала и не могла остановиться. Кажется, это истерика.
– Мама...
– Нет! Хватит. Пожалуйста. – Я подняла вверх обе руки вверх – жест полного поражения. – Что бы ты не собирался мне сказать, я прошу тебя – сделай это завтра.
Я задыхалась. Так плохо мне не было еще никогда. Ребенок. Господи, куда нам сюда еще женщину и ребенка? На балконе было прохладно, но я все равно открыла обе створки, пытаясь вдохнуть, но меня словно кто-то душил. Так я впервые потеряла сознание.
Муж пришел под утро выпивший, с фингалом под глазом. Я только тогда поняла, что он знает, наверняка, потому и сбежал. Куда? К... ней?
– Что делать будем, мать? – Он лег рядом, не включая свет.
Я повернула голову:
– А что мы можем? На выходных он приведет свою беременную семнадцатилетнюю Иру, а уже кормить, поить и одевать ее будем мы. Так всегда происходит.
– Ну уж нет. Сам обрюхатил, сам пускай и кормит.
– Угу. – Я даже сумела улыбнуться. – Ты сам-то в это веришь?
– Ненавижу свою жизнь, – прошептал мужчина.
«Взаимно», – подумала я.