— Сколько вы все-таки получили долларов от Смита? — уточнял Георгиев.
— Я сказал: тысячу.
— Вы продали тысячу. А получили сколько?
— Можно ли так долго говорить об одном и том же? — с наигранной досадой буркнул Птицын.
Георгиев подошел к сейфу, достал оттуда пачку долларовых купюр, положил их перед Птицыным.
— Ваши?
Птицын отрицательно замотал головой, боясь поднять глаза на зеленые бумажки.
— При обыске на вашей даче сторожиха Даша показала место в огороде, где вы их ночью зарыли, — пояснил Георгиев. — А теперь скажите: за что вам Смит отвалил пять тысяч долларов?
Птицын судорожно схватился трясущимися руками за стакан, долго не мог поднести его ко рту. Выпив залпом стакан воды, он немного успокоился, взял в «замок» пальцы обеих рук.
— За коммерческий совет частного порядка.
— Что за частный совет?
— Я уже говорил, что к делам этой фирмы я не имел служебного отношения, поэтому совет мой был советом постороннего лица. Я посоветовал соглашаться на наши условия при заключении контракта, вот и все.
— Но контракт был подписан на условиях фирмы, они знали о нашем затруднительном положении и на этом заработали лишние пятьдесят тысяч долларов, а вам перепало, как говорится, детишкам на молочишко? Свой рубль дороже казенного миллиона?
Птицын молчал. Упираться было бесполезно: в показаниях Аси дословно приведен их разговор о французском контракте.
— Какие еще задания получали вы от Смита?
— Никаких заданий я от него никогда не получал, я только однажды дал совет фирме по чисто коммерческому вопросу, о чем я сейчас очень сожалею.
— Верю, что сожалеете. Но не верю, что ваши отношения ограничивались чисто коммерческими интересами. Скажите, что это за сведения были найдены при обыске в вашем служебном сейфе? — спросил Георгиев, передавая бумажку, написанную рукой Птицына.
— Так просто, для себя прикидывал возможный уровень добычи некоторых металлов, — безразличным тоном ответил Птицын.
— У вас написано по-латыни: «Аурум». Это — золото. «Камни» — это, видимо, алмазы? Почему вы заинтересовались ими? — закуривая, спросил Георгиев.
— Я прочел в «БИКИ» — есть такой бюллетень иностранной коммерческой информации — о прошлогодней добыче золота и алмазов за рубежом, ну, и хотел для себя сравнить с нашей. Для себя! Сравнение, естественно, дилетантское, к этим металлам я не имею отношения.
— Вы когда-те работали начальником главка.
— Тогда у нас не было своих алмазов, а золотом наш главк не занимался.
На этот раз Птицын говорил правду. Георгиев консультировался с работниками Госплана, и они опровергли цифры Птицына.
— Так зачем же вам понадобилось выяснять масштабы добычи этих металлов? Только для самообразования, для общего развития? — допытывался Георгиев.
— Это была своего рода дезинформация, — пробурчал Птицын.
— За которую вы рассчитывали получить еще тридцать сребреников?
— Трудно, когда тебе заранее не верят… — вздохнул Птицын.
В который уже раз он сейчас мысленно проклинал тот злополучный день, когда встретился с Бастидом! Птицын любил считать себя жертвой коварных людей, находящих способы преступно пользоваться его доверчивостью…
— Расскажите о своих связях с посланцем из Франкфурта, — сказал Георгиев.
— Бог с вами! Кого еще вы мне приписываете? — воскликнул Птицын.
— Птицын, вы сегодня обещали мне говорить правду, — напомнил Георгиев, отрываясь от протокола.
Птицын вновь потянулся трясущимися руками к стакану, опять залпом выпил его.
— Вы встречались с профессором Максом Зауэром из Франкфурта?
— Один раз виделся в научно-техническом комитете. Деловая встреча — и только. На том совещании было много народу.
— Возможно. А как у вас оказался портфель Зауэра?
— Никакого портфеля Зауэра я в глаза не видел! — Птицын схватился рукой за левый бок.
Георгиев протянул ему лист бумаги: Северцев писал о том, что видел на заседании комитета черный лакированный портфель у Зауэра, а из комитета портфель под мышкой уносил Птицын.
— Северцев меня оговаривает, сводит личные счеты: мы с ним враждуем давно, почти десять лет, с тех пор, как я не разрешил ему разваливать Сосновский комбинат.
— Что было в портфеле? — поинтересовался Снегов.
— Портфеля не было! Ничего не было! — истерически закричал Птицын.
— Истерик не нужно, — сказал Георгиев и, покрутив телефонный диск, сказал в трубку: — Приведите!
Птицын ждал: с кем сейчас у него будет очная ставка — с Асей, или со сторожихой Дашей, или с какой-нибудь курьершей, или с Северцевым? Он их всех сейчас ненавидел: они предали его! Ну, и он не будет с ними церемониться, особенно с этой сучкой Аськой!.. Найдет что сказать про каждого из них! Око за око, зуб за зуб…
Но, к его великому удивлению, в кабинет ввели огромного истукана Зауэра… Вот так сюрприз! А Птицын-то воображал, что немец давно во Франкфурте…
Зауэр, не обращая никакого внимания на Птицына, сел на стул, уперев жирный живот в край стола и расставив толстые ноги. С невозмутимым выражением лица протер платком багровый загривок.
— На каком языке вы, Макс Зауэр, желаете отвечать на вопросы? Нужен ли вам переводчик? — осведомился Георгиев.
— Не нужен, я свободно владею русским, — не поднимая глаз на следователя, ответил Зауэр.
— Ваше служебное положение? — Георгиев ставил вопросы и записывал в протоколе допроса ответы арестанта.
— Две недели назад я был консультантом известной вам коммерческой фирмы, — пробасил Зауэр.
— Это ваша официальная должность. А какие вы имели дополнительные поручения и от кого?
Зауэр молчал. Птицын снова схватился за сердце.
— Расскажите о цели вашего приезда в Москву. Повторяю вопрос: какие вы имели официальные и секретные поручения и от кого именно? — уточнял Георгиев.
Зауэр громко откашлялся, немного подумал и, уставившись в угол комнаты, ответил:
— Официальное — от главы фирмы: получить контракт на поставку мельниц «Каскад». От моего коллеги Смита имел поручение встретиться с господином Птицыным и получить какие-то данные, которые меня не интересуют и не входят в мою компетенцию, данные по разработкам металлов.
— Вам удалось выполнить эти задания? — спросил Георгиев.
— Нет, не удалось. Институт выступил против наших предложений, и контракт заключен, по-видимому, не будет. Портфель с деньгами я господину Птицыну передал, а воспользоваться его сведениями не удалось: меня арестовали.
— Где вы передали Птицыну портфель и что в портфеле было?
— Передал в гардеробной научного комитета, точно перечислить содержимое не могу, но знаю, что там были деньги. Разрешите закурить? — попросил Зауэр.
Георгиев подвинул к нему пачку сигарет и зажигалку.
— Александр Иванович, что вы скажете? — обратился Георгиев к застывшему в оцепенении Птицыну.
— Зауэр говорит неправду. Никаких денег я не видел.
Зауэр, не оборачиваясь к нему, бросил:
— Это вы говорите неправду. Вы трус.
— Хорошо вам быть храбрым… Через год-другой вас освободят — и до свидания!.. — вырвалось со злобой у Птицына.
«Какие же сволочи все эти бастиды! — думал он. — Начали с дружеской просьбы, с красивых слов, а теперь без зазрения совести сталкивают в пропасть…»
— Где же портфель, Птицын? — услышал он вопрос Снегова.
— Я его не видел. Если бы он был, как утверждает этот господин, так вы его изъяли бы при обыске.
— Скажите, Зауэр, какие сведения передал вам Птицын? — продолжал Георгиев допрос Зауэра.
— В последнюю встречу в церкви на Воробьевых горах я увидел коленопреклоненного перед распятьем господина Птицына и опустился рядом с ним на колени. Во время богослужения он передал мне карманное Евангелие с какими-то пометками для Смита. Я вышел и направился к ожидавшей меня машине, но не дошел до нее — меня задержали.