— Нет! России медь нужна пушки лить, со шведом да с турком биться.
— Смотри, — пригрозил Воронов. — Пожалеешь.
Тут из соседней горницы выскочил писарь. Следом степенно вышел воевода, князь Вадбольский. Толстый, лицо заспанное, на щеке красный рубец от подушки. Сказал, зевая:
— Показывай свою руду.
Прокофий глянул на лавку и обомлел: сума пропала. Посмотрел под столом, за печкой — нигде нет. Вот чудеса! И вдруг заметил, как писарь украдкой подмигнул Воронову. Прокофий метнулся к обманщику, в бешенстве ухватил его за грудь.
— Отвечай, вор, куда суму девал!
Писарь испуганно взвизгнул:
— Ничего не видал! Знать не знаю!
Внезапно страшный удар сбил Прокофия с ног.
Потирая пудовый кулачище, Воронов склонился над рудознатцем. Потом, как бы невзначай звякнув серебром в кошельке, обернулся к воеводе:
— Надо бы этого забияку в рекруты сдать. А до тех пор пускай у меня погостит.
Вадбольский, глядя на кошелёк, понимающе кивнул.
ВСТРЕЧА В СТОЛИЦЕ
Метель мела над Невой, над Петербургом, будто накрыли город белой сетью. Шпиль Петропавловской крепости тонул в снежной пелене. Инженер-поручик Василий Татищев, откинув меховую полость, вылез из саней возле здания Артиллерийской канцелярии.
— Ваше благородие!
Из-за сугроба шагнул навстречу незнакомый солдат. В руке он держал припорошённый снегом свёрток — что-то тряпицей обмотано.
— Кто таков? — спросил Татищев.
— Новгородского полка рядовой Прокофий Сталов. Дозвольте прошение подать!
— И о чём просишь?
— О правде, ваше благородие.
— Ябедить вздумал? — рассердился Татищев. — На командиров? Ступай прочь!
Он направился к крыльцу, но солдат смело схватил его за рукав:
— Гляньте-ка!
Развернул тряпицу, и в свете фонаря тёмный камень на ладони остро сверкнул красноватым срезом.
Татищев ахнул:
— Неужто медь?
Вскоре они сидели вдвоём в одной из комнат Артиллерийской канцелярии.
Прокофий рассказывал, как нашёл эту руду, какие за неё муки принял — в подвале его держали, плетьми и дубьём били, голодом морили, а после сдали в солдаты, чтобы неповадно было в строгановских вотчинах руду искать. Позднее послал Прокофий письмо верному своему товарищу Никону Шадрукову, тоже рудознатцу. Нарисовал карту, место обозначил. И тот, когда приходил в столицу с обозом, привёз образцы.
Татищев грохнул по столу кулаком.
— Мы колокола на пушки переливали! Нынче медь за морем покупаем, чтоб монету чеканить. А Строгановы лишь о своей мошне и думают!
В печке трещали дрова, медные отсветы пламени дрожали на лицах.
Два человека, слушая вой метели, сидели за столом.
Один из них родился и вырос на Урале, другой никогда не бывал на берегах Камы и Чусовой.
Но оба они понимали: без уральского металла не быть России могучей державой.
НА УРАЛ
Невысок, худощав, на ногу скор, в решениях твёрд, нравом горяч, смел и неподкупен был Василий Никитич Татищев.
Семнадцатилетним юношей поступил он простым солдатом в драгунский полк. Воевал со шведами, за храбрость произведён был в офицеры.
В Полтавской битве, когда сам Пётр бросился в атаку, увлекая за собой дрогнувших было солдат, юный драгунский поручик Василий Татищев скакал обок с царём и ранен был у него на глазах. Пуля из шведской фузеи ударила в плечо. Покачнулся Татищев, но саблю не выронил и в седле усидел. Может, и не усидел бы, упал с коня на землю, но в эту минуту подъехал к нему Пётр. Обнял крепко и прокричал, голосом перекрывая гром боя:
— Поздравляю, поручик! Ты доблестный воин!
Позднее царь отправил Татищева за границу, в Германию, — изучать горное и литейное дело.
Вдали от родины молодой офицер провёл два с лишним года. Учился иностранным языкам, осматривал фабрики, плотины, арсеналы, спускался в рудники. Жил скромно, а все деньги тратил на книги. В Россию он привёз огромную библиотеку, сотни томов.
И как же пригодились эти книги, когда Пётр, присвоив Татищеву чин артиллерии капитана, послал его на Урал — строить новые заводы, поправлять старые.
России нужны были медь, чугун, железо.
Вместе с Татищевым ехали иноземные и русские мастера, ученики Артиллерийской школы и несколько солдат. Среди них — Прокофий Сталов.
До Казани плыли на струге, оттуда двинулись почтовой дорогой.