Руфь смотрела в мглистую даль так пристально, что вскоре начала различать очертания и формы, а потом в разросшемся на стене дома плюще объявил о своем пробуждении птенец, но заботливая мамаша укрыла его мягкими перьями и заставила спать. Приближался рассвет, и вскоре уже послышались громкие, чистые голоса множества встречавших его птиц. Над горизонтом туман превратился в повисшее над краем мира серебристое облако, которое вскоре стало мерцающим, белым, а потом мгновенно превратилось в розовое. Горные вершины взметнулись ввысь и скрылись в божественной дымке. Солнце взлетело над горизонтом огненно-красным шаром, и тут же тысячи птиц встретили светило радостными голосами. Земля ответила таинственным счастливым шепотом. Мягкий ветер покинул убежище среди холмов и полетел над шелестящими деревьями, время от времени опускаясь к травам и пробуждая к новой жизни бутоны цветов.
Руфь вздохнула с облегчением: бесконечная ночь наконец-то миновала. Скоро тяжкое ожидание закончится, и станет известно, куда повернет болезнь. Тревога обострилась настолько, что едва не заставила ее войти в комнату и узнать правду. Послышались звуки движения, но не быстрые и торопливые, вызванные срочной необходимостью, и снова стало тихо. Руфь сидела, прислонившись головой к стене и обхватив руками колени, и терпеливо ждала. А тем временем больной медленно пробуждался от долгого, глубокого, благодатного сна. Матушка провела возле него всю ночь, лишь сейчас впервые осмелившись изменить положение и даже отважившись что-то тихо сказать старой сиделке. Та дремала в кресле в ожидании приказов госпожи. Миссис Беллингем встала и, ругая себя за неловкость, на цыпочках направилась к двери. После ночного бодрствования ей потребовалось хотя бы на несколько минут сменить обстановку. Уже стало ясно, что кризис благополучно миновал, и облегчение пробудило замороженные во время долгого дежурства телесные ощущения. Она медленно открыла дверь.
При первом же скрипе ручки Руфь вскочила. Губы онемели от бросившегося в голову потока крови, и слова прозвучали едва слышно:
– Как он, мадам?
В первый миг миссис Беллингем удивилась внезапно выросшему из земли белому привидению, однако гордый, быстрый ум помог понять все и сразу. Перед ней стояла та самая девица, чье распутство сбило сына с пути и помешало исполнению ее плана женить его на мисс Данком. Да, именно эта особа послужила причиной смертельно опасной болезни и отчаянной тревоги. Если в каких-то условиях миссис Беллингем можно было обвинить в невежливости и отказе отвечать на вопрос, то именно сейчас. Она хотела пройти молча, однако Руфь не смогла ждать и заговорила снова:
– Ради всего святого, мадам, скажите, как он? Будет жить?
Матушка испугалась, что, не получив ответа, неразумное создание ворвется в спальню, а потому все-таки произнесла несколько слов:
– Он хорошо спал, и сейчас ему лучше.
– О Боже! Благодарю тебя! – пробормотала Руфь и, чтобы не упасть, опять прижалась к стене.
Благодарность Господу в устах отвратительной девчонки возмутила миссис Беллингем. Как будто она имеет с сыном что-то общее и присвоила право обращаться к Всевышнему от его имени! Дама смерила девицу ледяным, полным презрения взглядом, от которого у бедняжки застыла кровь, и процедила сквозь зубы:
– Послушайте, если обладаете хотя бы каплей приличия и скромности, то, надеюсь, не осмелитесь открыть эту дверь!
Миссис Беллингем помедлила, ожидая ответа и предполагая услышать возражение, но поскольку не знала и не понимала душу Руфи, не могла вообразить и преданную доверчивость чистого сердца. Руфь поверила, что если мистер Беллингем жив и будет жить, значит все хорошо. Как только пожелает ее видеть, сразу попросит (нет – потребует!), чтобы ее немедленно позвали, так что ни один человек на свете не посмеет отказать. А пока, наверное, любимый слишком слаб, чтобы думать о тех, кто находится рядом. И хотя с искренней радостью вернулась бы к уходу за больным, сейчас она думала только о нем, а не о себе, а потому покорно отстранилась, чтобы уступить дорогу знатной особе.
Спустя некоторое время пришла миссис Морган. Руфь по-прежнему сидела возле двери, как будто не могла тронуться с места.
– Право, мисс, не надо вот так открыто сторожить своего друга. Это неприлично, дурные манеры, видите ли. Миссис Беллингем высказалась на ваш счет крайне сурово и резко. Если люди станут так отзываться, то мое заведение потеряет репутацию. Разве я не отвела вам отдельную комнату, чтобы никто вас не видел и не слышал? Разве не предупредила об особом характере миссис Беллингем? И все же вы явились сюда, прямо к ней! Должна заметить, что поступили вы нехорошо, и прежде всего по отношению ко мне.