Буер с силой швырнул женщину на её же супружеское ложе:
— Что, так хочешь своего мужика? Хорошо…
Подняв с пола обезглавленное тело мужчины так, чтобы оно приняло сидячее положение, Буер обхватил руками собственную голову. Послышался треск суставов.
— Будет тебе твой мужик.
Оторвав свою голову, Буер водрузил её чужими руками на новое тело, после чего старая оболочка рухнула на пол. Женщина наконец-то притихла, наблюдая жуткую трансформацию.
Аватар Астарота вернулся к Рифату, аккуратно оплетая его туловище и язвительно шипя:
— А мы говорили тебе, что будет хуже, коз-з-за!
Теперь уже не простой, а злобный деревенский мужик медленно поднялся на слегка дрожащие ноги.
— Хм, грубоватая оболочка, но весьма сильная, — воскресший муженёк повернулся к трясущейся от ужаса жёнушке. — Ну что, проверим, насколько крепка ваша любовь?
Сложно сказать про любовь, но, судя за последовавшим соитием, мужское достоинство нового тела оказалось действительно крепким.
Больше вдова своей судьбе не противилась.
Когда Буер и одержимые вывели из помещения женщин, Рифат поджёг дом.
Он сделал это из милосердия, чтобы скрыть следы преступления.
Ведь если местные жители увидят последствия резни и ринуться за ними в погоню, то всем будет хуже.
Люди станут свидетелями Ада, и многих из них придётся убить.
А так, так они останутся в блаженном неведении относительно судьбы своих ближних.
Да, неведение действительно является милосердием.
Рифат сделал для жителей хутора воистину доброе дело…
Глава 12. Серые дни
Пусть говорят мне что угодно, чтобы причинить мне боль. Слишком мало знают меня, чтобы быть в курсе, что больше всего причиняет мне боль.
Фридрих Ницше
Ксерсия, сатрапия Зактрия
Весь обратный путь одержимые в буквальном смысле несли похищенных женщин на руках, вот только романтики в том было мало. Вернее, никакой романтики в принципе не было, просто скорость передвижения таким образом существенно возрастала.
План Рифата сработал, погони за ними не последовало. Массовой резни удалось избежать.
Не сказать, что кто-то был ему благодарен за столь милосердный поступок. Одержимые жаждали крови, а потому посматривали на лишившего их развлечения человека с явным неодобрением. Вдова ненавидела его за убийство супруга. Буеру, аватару Астарота и девушке — хотя уже не имело смысла называть её девушкой — казалось, вообще всё равно.
Ну хоть возвращение в деревню бесов произошло без особенных происшествий. Разве что повторный поход по пещерам оставил на телах женщин много ушибов. И это при том, что те следовали прямо за Буером по лунной дорожке, держась за руки одержимых. Рифату тоже досталось изрядное количество ссадин, поскольку на сей раз он замыкал шествие и практически не видел исходивший от дорожки Буера свет. Под ручку его, естественно, никто не держал.
Впрочем, решение проблемы нашлось. После очередного неприятного удара о стены туннеля Рифат достал нож и сделал на шароварах глубокий разрез — такой, чтобы лицо на его бедре ничто не скрывало. Приказав Ронове сотворить вокруг себя золотистую ауру, Рифат продолжил свой путь гораздо увереннее. Надо будет всегда носить с собой два комплекта штанин: без разреза, чтобы не смущать посторонних, и с разрезом, чтобы в любой момент использовать лицо на бедре. Как жаль, что умные мысли приходят всегда с опозданием…
Не сказать, что Рифата как-то сильно обрадовало возвращение в затерянную в горах деревушку. Да, здесь было относительно безопасно, но вот приятной компанию бесов назвать никак было нельзя. Буеру пришлось долго и настойчиво объяснять не совсем местным жителям, что женщин, как и Рифата, трогать нельзя. Женщины, мол, его новые жёны, отнеситесь с почтением. В итоге, чтобы избежать недопонимания, Рифату, Буеру и его «жёнам» на всякий случай пришлось всем вместе занять один дом. Покосившийся и убогий, однако лучший из того, что имелся в этой проклятой деревне. Потянулись серые дни.
Нет, дни были серыми вовсе не из-за погоды, небо почти всегда было ясным. Серыми они были исключительно из-за скуки и тягости от общества женщин. Те вечно смотрели на Рифата с такой укоризной, будто это он виноват во всех их несчастьях. Что за вздор, он даже ни разу ни к одной из них не притронулся!
Не притронулся в плане любовных утех, так-то, конечно, ему приходилось одёргивать дур, чтобы те не наложили на себя руки или удумали каких иных глупостей.