Но заканчивалось всё, как правило, чьей-то кровью. И обычно решающим фактором становилась вовсе не правда, а находящая в руках сторон власть. Увы, сильный всегда карает слабого, даже если слабый во всех отношениях прав. Конечно, во всех отношениях, кроме главного. Ведь если он слаб, то он виновен уже хотя бы за это.
Из бокового прохода послышались визгливые жалобы. Толкая перед собой пухленького мужчину, показался улыбавшийся Буер. Его раздвоенный меч покачивался совсем рядом с шеей холёного, но одетого в грубую робу человека. Не было никаких сомнений, что перед ними подсудимый, ожидающий судебного разбирательства.
— Сидел в тюремной камере, — повёл мужичка к возвышению Буер. — Лепечет, что он якобы невиновен. Видал я таких невиновных! — артистично возвёл очи к потолку демон. — Я думаю, что он врёт. Но надо всё-таки судить человека как положено. Мы же в суде, в конце-то концов, правильно?
Рифат кивнул, хотя прекрасно знал, чем закончится очередное представление Буера. Демон «видал таких невиновных», а Рифат видал такой суд. Что ж, переживать по поводу тучного человека он точно не будет.
— Моё дело не имеет отношения к вашей, то есть нашей, религии! — быстро-быстро запричитал мужичок. — Я требую мирской суд!
Похоже, человечек не заметил лица на бедре Рифата, стоявшего к нему боком. Как не обратил он особого внимания на удава. Всё его внимание было сосредоточено на застывшем рядом с его горлом мече.
Буер обошёл обвиняемого, приблизил своё лицо почти вплотную к пухлому человечку:
— Да ну? То есть наш светлый свет тебя не касается? Чисто земные проблемы?
Рифат даже на расстоянии чувствовал сырой вонючий запах вспотевшего тела. Мужичок явно нервничал, но продолжал что-то требовать:
— Меня обвиняют в мошенничестве. Небольшом мошенничестве по отношению к простолюдинам-торговцам! Это дело не должно касаться светопоклонников!
Буер с понимающим видом кивнул:
— Ага, кажется, теперь ясно. Всего лишь кого-то надул? Плёвое дело.
По лицу подсудимого катились крупные капли пота:
— Да! То есть нет! И вообще, я невиновен! — человек сглотнул ком в горле. — Вы знаете, из какого я рода? Это простолюдины должны…
Демон чуть отодвинулся от лица аристократа, почёсывая свой подбородок — поглаживание козлиной бородки давно вошло в привычку Буера, так что даже нынешнее отсутствие бороды порождало желание что-нибудь потеребить пальцами.
— Невиновен? — переспросил демон мужчину, пропустив мимо ушей все озвученные тем титулы.
Человек задёргал головой, кивая так быстро, как это физически было возможно:
— Конечно! Это те торгаши виноваты! Нужно распять их вместе с теми одержимыми за наглую клевету!
Буер с озабоченным видом кивнул:
— Невиновен? — словно желая получить однозначное подтверждение, снова вопросил самопровозглашённый судья.
— Невиновен! — тонко взвизгнул мужчина.
Демон повернулся к Рифату:
— А ты как считаешь? Он и в самом деле не виноват?
Рифата начинало утомлять представление, поэтому, чтобы поскорее закончить, он пожал плечами:
— Нет невиновных. Есть лишь разные степени вины.
Глаза мужчины расширились. Буер снова приблизил своё лицо к подсудимому и едва слышно прошептал:
— Слышал, что он сказал? Сдаётся мне, что он прав. Что ж, если ты и в самом деле всё-таки невиновен, то ты не попадёшь в Ад, — вынес владыка демонов свой вердикт.
В следующий миг голова аристократа плавно отделилась от тела.
Рифат спокойно достал Книгу Данталиона и письменные принадлежности. Обмакнул перо в горячую кровь.
А почему бы и нет? Такая жертва вполне подойдёт.
И пускай виновен человек или нет решает высшая справедливость.
Среди чёрных туч, нависших над городом, появилось пятнышко света. Сперва едва заметное, оно быстро ширилось.
Это было нечто большее, чем обычная дыра в облаках, через которую робко пробивался солнечный свет. Нет, скорее зрелище походило на то, что некая светлая сила разрывает чёрные облака изнутри. И судя по масштабу происходящего, то была весьма грозная сила.
Несмотря на продолжавшийся ливень, в Городе Золотых Врат стало заметно светлее, что не могло укрыться от внимания попрятавшихся по домам жителей. Те стали робко выглядывать на улицу: сначала из узких окон, затем из приоткрывающихся одна за другою дверей. Наконец, первые люди стали выходить на улицы прямо под дождь — всё их внимание было приковано к небу.