Выбрать главу

Бримстоун, растворился в дыму и искрах, и появился на верхнем уровне башни, а затем отпрянул, потому что защита Саммастера ранила его даже в бестелесном состоянии. Растаяв в неясную дымку, серебряный частично перешел на другой уровень реальности только чтобы обнаружить, что оборона лича там тоже существовала. Щитовой дракон, который выглядел столь же древним и могущественным как Хаварлан, давний противник Культа Дракона по имени Ажак, если Саммастеру не изменяла память, попытался перенестись сквозь пространство, а затем зашипел, так как магия не только не смогла переместить его, но и причинила боль.

Проревев слова силы, Хаварлан попыталась рассеять заклинания. Магические укрепления Саммастера истончились на мгновение и снова вспыхнули, сильные как и прежде.

Он вынул из кармана луковицу, зачитал заклинание, и сорвал кожуру. Серебряный завизжал и закрутился, потому что с его тела сдирались полосы плоти. Лич обжег другого змея ливнем кислоты, затем выпустил теневой меч на третьего. Клинок, по сути, был движущейся брешью в зловещее небытие между мирами, и когда оно ранило рептилию, то поглотило и уничтожило ее.

Тем временем, серебряные изо всех сил пытались достать его собственными чарами, но им это совершенно не удавалось. Саммастер ликующе засмеялся.

* * *

Лежа в середине скелета древнего дракона, Дорн наблюдал, как змеи Саммастера побеждали его союзников. Было очевидно, что Кара и другие проигрывали, и он презирал себя так горько, как никогда в жизни, за то, что был неспособен помочь им.

Однако, со временем к нему весьма неожиданно пришла новая мысль: он имел основания презирать себя, но не потому, что он уродливый или странный, и не потому, что ржавый дракон ржавчины снова покалечил его. А потому, что отчаялся. После того, как он добрался до долины и обнаружил Кару живой, он поклялся, что никогда не сделает этого снова. И все же он сорвался, погрязнув в страданиях и ненависти к самому себе, в то время как любимая женщина, друзья, и весь Фаэрун были в опасности.

Не имело значения, что он потерял руку. Оставшаяся человеческая все еще могла махать мечом. Или что его металлическая нога была оцепеневшей и истонченной. Другие люди могли ходить на деревянных протезах, а он был, по крайней мере, немного лучше экипирован. Или то, что непробиваемое железо больше не защищает половину его тела. У Рэруна, Уилла, и Павла никогда не было такого преимущества, и это не мешало им убивать змеев.

Дорн выполз из-под ребер, затем попробовал встать. Тонкие кривые остатки железной ноги не заскрипели и не согнулись под его весом сразу же. Это было уже что-то. Он лишь хотел бы, чтобы конечность имела большую чувствительность. Хромая, он прошел несколько шагов, пытаясь привыкнуть к своему состоянию и понять, как сохранить равновесие после исчезновения тяжести его искусственной руки.

Все свидетельствовало, что он был в ужасном состоянии, и было сомнительно, что он вообще сколько-нибудь продержится. Но все, о чем он просил Повелителя Зверей — нет, проклятье, Ландатера, бога надежды Павла — о возможности нанести один точный удар, пока какой-нибудь дракон не разорвет его.

Большая часть сражения все еще происходила в небе, а он не мог больше пускать стрелы. Но периодически тот или иной из змеев Саммастера пикировал к земле, и он караулил, когда кто-нибудь приземлится.

* * *

— Стойте! — сказал Уилл, и люди, кравшиеся позади него, встали.

Он наклонился и удостоверился, что увиденное на полу было реальным. Там был глиф, который, без сомнения, сотворит какую-то неприятность, когда кто-то переступит через него. Сам по себе символ был совершенно невидимым, но кончик пальца Саммастера смазал вековую пыль и грязь, когда чертил на зеленом мраморе, и света, который Павел создал на конце своей булавы, чтобы осветить их путь, как раз хватило, чтобы обнаружить отпечаток.

— Рассеять? — спросил Огненные Пальцы.

— Нет, я все сделаю. Уилл послюнявил палец и потер край глифа, чтобы размыть его. Волшебство сразу же потекло из него, вонзаясь в палец как жало пчелы и заполняя коридор волной зрительных искажений.

— Отлично сработано, — улыбнулся Целедон.

Уилл пожал плечами.

— Это было не трудно. Как и другие ловушки. Я полагаю, что мы, наконец, достигли места, где Саммастер исчерпал вдохновение.

— Дай-то Серебрянная Леди, — сказал Сурини, — что вы правы.

Они пересекли отзывавшиеся эхом внутренние дворы, палаты и коридоры, все еще поражавшие совершенным мастерством и талантом эльфов, но холодные, пыльные и завешенные толстыми покровами паучьего шелка. Уилл задался вопросом, не захватили ли случайно строители пауков и жуков, когда прибыли в это отдаленное и пустынное место.