Дорн почувствовал приступ боли в желудке, − теперь не оставалось никакой надежды, что он мог как-то избежать отравления. Он посмотрел на Кару и умоляюще проговорил:
− Смени форму!
Возможно, в обличьи дракона Кара смогла бы сопротивляться действию яда.
Она просто лежала, не двигаясь, и Дорн заметил, что хотя её аметистовые глаза и были открыты, она не реагировала ни на что.
В бешенстве он добрался до ближайшего дварфа и замахнулся железными шипами. Но хотя его металлическая рука и не поддалась действию яда, но её контролировал отравленный мозг — полуголем промахнулся. Желудок заболел ещё сильнее, и у Дорна не было сил на второй удар. Он повалился на бок.
Грейбрук увидел Вурика, Рэруна и Джойлин, чьи глаза были широко раскрыты — она была шокирована увиденным. Рэрун попытался проговорить слова заклинания. Вурик заколебался на миг, а потом ударом кулака в челюсть свалил брата, тем самым прервав его.
− Мне очень жаль, − сказал Вурик, − правда.
Румяное, белобородое лицо Рэруна исказилось. Он попытался подняться, но не смог. Он притянул к себе Джойлин. Дорну подумалось, не хотел ли Рэрун использовать её как заложницу. Если и так, то это не имело значения. Её отец схватил дочь за плечи и отдернул от брата.
Дорна поразил очередной приступ боли в желудке, и он провалился в темноту.
Вурик огляделся, считая путешественников и пытаясь выяснить, не удалось ли кому-то сбежать. Нет, все лежали без сознания там, где и упали. Яд, сделанный из органов тиричиков, действовал наверняка.
Большинство его соплеменников стояли тихо, с хмурыми выражениями лиц, не способные смотреть друг другу в глаза. Вурик тоже чувствовал стыд за содеянное. Предать гостей считалось презренным.
− Они мертвы? − спросила Джойлин.
− Нет, − сказала Вурик. Он подобрал дозу, которая не могла убить их.
− Они не просто больны, − сказала она. − Это ты… это ты сделал такое с ними.
− У нас нет времени говорить об этом.
− Почему? − скорбно спросила Джойлин. − Они спасли меня, а дядя Рэрун — наш соплеменник.
− Да, Рэрун один из нас, и мы не причиним ему вреда. Он наклонился и поднял брата. − Что касается остальных… Мы должны.
− Но они все — мои друзья.
− Я же сказал, что у нас нет времени говорить об этом.
Он повернулся к остальным взрослым.
− Свяжите пленников. Половина из них не люди, поэтому я не знаю, насколько долго яд будет действовать на них. Соберите их вещи. Слуги Королевы захотят забрать и их. Я спрячу Рэруна.
Он повернулся и пошёл в направлении своего дома. Хотя её лодыжка ещё болела, Джойлин поспешила за отцом.
− Почему мы должны это делать? − спросила девушка.
− Потому что так приказала Ираклия, и она убьёт заложников − тех, что она забрала раньше − если мы будем ей противиться. Жизни наших соплеменников должны быть на первом месте. Ты поймёшь это, когда повзрослеешь. Возможно…возможно, Королева просто допросит пленников и потом отпустит.
− Если ты так думаешь, то почему же прячешь дядю Рэруна?
Он посмотрел на дочь.
− Хватит! Прекрати спорить! Неужели ты не видишь, что мне это и так трудно?
Она опустила глаза.
− Да, папа.
Он втащил Рэруна в заднюю комнату дома и потом быстро вернулся к костру. Когда прислужники Ираклии прибудут, он должен быть с остальными. Джойлин, прихрамывая, шла за отцом.
Воины Ледяной Королевы не заставили себя долго ждать и вскоре показались из темноты. Во главе процессии шло создание из другого мира, прозванное «Ледяной Коготь Ираклии». Оно был бледным, словно лёд, в два раза выше обычного человека, сгорбленным, с шипастым телом длинным тяжелым хвост, покрытый лезвиями. В когтистой руке создание держало длинное белое копьё.
Позади него шли, ухмыляясь морозные гиганты, синекожие, с серебристыми или жёлтыми волосами, размерами ещё больше, чем их капитан. Несколько воинов-людей, набранных ещё откуда-то с ледника, держались в конце колоны.
Дварфы раболепно упали перед прибывшими. Даже теперь, несмотря на все события, ударившие по их гордости, они не боялись людей или морозных гигантов, своих вечных врагов с начала времён. Но Ледяной Коготь вселял в них ничем необъяснимый ужас. Казалось, он источал безграничную жестокость и злобу. В любом случае, Вурик не мог смотреть на него без чувства обречённости и безысходности.
Однако, будучи вождём, ему надо было не только смотреть, но и говорить со слугой Королевы. Он вышел вперёд.