Выбрать главу

Со временем Стейси немного успокоилась. Странно, но сейчас она думала о том, что по-прежнему боялась темноты, смерти, боялась остаться одна… И только боль совершенно не вызывала у нее чувства страха.

Когда солнце уже коснулось горизонта и земля погрузилась в вечерний сумрак, Стейси поняла, что прождала уже слишком долго и греки сегодня не придут…

Стейси знала, что скоро станет совсем темно. От одной мысли, что ей придется просидеть всю ночь в палатке, прислушиваясь к каждому шороху, Стейси содрогнулась. Она решила, что этого не будет…

Стейси вдруг захотелось помолиться… Но она не знала кому. Стейси не верила в Бога. Она никогда об этом не говорила, а сейчас почему-то впервые призналась сама себе, впервые заглянула в свою душу.

Стейси взяла нож и поднесла его к запястью левой руки…

Лезвие блеснуло в последних лучах солнца. Хлынула кровь…

Стейси переложила нож в левую руку, но пальцы онемели и не хотели сжимать рукоятку. Наконец она сделала усилие: кое-как взяла нож и поднесла лезвие к венам на правой руке…

Собственная кровь показалась Стейси намного темнее крови Матиаса и Эрика. Она положила руки на колени и наблюдала за алыми ручейками, стекавшими на землю…

Стейси начинала мерзнуть…

«Кто я?» — в который раз подумала она.

Майя внимательно наблюдали за ней. Наверное, они уже поняли, что она осталась совсем одна, и начали собираться, зная, что и Стейси осталось жить совсем недолго.

Стейси чувствовала, что все внутри нее постепенно холодеет… останавливается… замирает… Это ощущение ее пугало…

«Разве это еще я?»

Она услышала шорох. Стебли приблизились к ней и начали пить кровь у ее ног…

Стейси надеялась, что так и останется сидеть здесь… своим телом предупреждая об опасности всех, кто попытается подняться на холм… Но она знала, что этому не суждено сбыться. Стейси понимала, что стебли скоро оплетут ее и утащат в свои заросли… А потом уничтожат так же, как все предупредительные знаки, которые устанавливали ее предшественники…

Стейси умерла очень тихо, как будто заснула… Последнее, что она видела, — это волны, сомкнувшиеся над ее головой… Только почему-то они были совсем зеленые…

Греки отправились в путь спустя три дня…

Они сели на автобус в Кобе, потом на желтом пикапе доехали до тропы.

В Канкуне у греков появилось трое новых друзей, которые поехали вместе с ними в джунгли. Их звали София, Антонио и Рикардо, они были бразильцами. Дон Квиксот и Жуан сразу же влюбились в Софию, хотя догадывались, что она обручена с Рикардо. Тем не менее немного сомневались в этом, потому что совсем не понимали по-бразильски, а их новые друзья не знали греческого.

Им было очень весело вместе. Они без умолку болтали и постоянно смеялись. Рикардо нес огромный рюкзак с холодным пивом и сэндвичами. Антонио взял с собой маленький магнитофон и постоянно ставил одну и ту же музыку, пытаясь научить греков танцевать сальсу. А Жуан и Дон Квиксот ни на шаг не отходили от Софии, смешили и развлекали ее, как могли.

Они, конечно, без труда нашли тропу, которая вела к холму: слишком много людей прошло по ней за последнее время, и она уже была хорошо протоптана.

Когда вся компания только шагнула на тропу, Рикардо заметил маленькую девочку в грязном платье, которая наблюдала за ними. Ей было примерно лет десять. Ребенок держал веревку, к которой была привязана коза.

Девочка, казалось, хотела остановить ребят — махала им и что-то кричала. Рикардо поманил ее, показывая сэндвич, но девочка держалась на расстоянии. Наконец ребятам надоело ее звать, и они пошли дальше.

Когда Жуан и Дон Квиксот обернулись, то увидели, что девочка побежала в джунгли. Они переглянулись и улыбнулись.

Ребята прошли еще немного и вдруг оказались на открытом пространстве. Впереди они увидели холм, покрытый цветами… Вокруг него была широкая полоса серой земли, напоминающая незасеянное поле.

Ребята остановились, рассматривая интересный пейзаж. Рикардо достал бутылку пива, и они понемногу выпили. Потом София сфотографировала всех на фоне холма, и они пошли дальше. Они не слышали, как из джунглей выехал всадник. Они уже подходили к холму и громко звали Пабло…

— Пабло! Пабло! Пабло…