— Просто верь, что я люблю тебя. Что я хочу тебя. И я никуда не уйду.
— Да, пока ты не исчезнешь, на несколько недель, чтобы тренироваться перед боем с Димитровым.
Он преодолевает пространство между нами, которое я только что создала, и оказываюсь прижатой спиной к крыльцу.
— Я не оставлю ни тебя, ни Джиджи, Голубка. Я здесь, чтобы остаться. Где бы ни были мои девочки, я буду там. Порт-Вашингтон теперь мой дом. Вот почему я покинул отель и снял квартиру.
Мое сердце замирает и тянется к нему. Он ни разу не упоминал, что ищет жилье. Я просто предположила, что он останется в отеле ровно до того момента, как ни придёт время тренировок перед боем.
Он говорит такие правильные вещи. Делает правильные вещи. Все то, чего я так жаждала от него много лет назад. Но теперь…слишком поздно.
Я не могу снова рисковать своим сердцем. Теперь мне нужно думать о Джиджи.
Я набираюсь твердости, возвожу стены и выскальзываю из ловушки, между крыльцом и его телом.
Его тело следует за моим.
— Это действительно замечательно. Ради Джиджи. Но не делай ничего ради меня, Зевс. Потому что между нами ничего не может быть. Я больше не доверяю тебе.
— Я заполучу твое доверие обратно.
Я качаю головой.
— Слишком поздно.
— Нет, не поздно.
— Не обманывай себя, веря в это.
— Я не откажусь от тебя…от нас.
— Тогда ты зря теряешь время. Сосредоточься на нашей дочери, Зевс. И забудь про меня.
— Я не смог забыть тебя в течении пяти лет, не представляется возможным, что это случится в будущем.
Я отстраняюсь от него, направляясь к крыльцу, мне уже надоел этот разговор.
— Иди домой, Зевс.
Я слышу, как он вздыхает позади меня.
— Прежде чем я уйду…в баре ты сказала, что хочешь поговорить со мной утром? О чем?
Я поворачиваюсь к нему лицом, стоя на ступеньках.
— Я думаю, мы должны рассказать Джиджи правду, о том, что ты ее отец. Завтра. После балета.
На его лице пронеслось множество эмоций. И все они хорошие.
— Ты уверена?
Я киваю.
— Спасибо.
— Рано еще благодарить меня. Давай посмотрим сначала, как пройдет завтрашний день. — Я иду к двери, потирая руки и прогоняя озноб при мысли о предстоящем дне и ночи, о том, что только что произошло. О ночи, которая все еще продолжается.
Мои мысли немного утихли, и я остановилась, прежде, чем открыть входную дверь, чтобы спросить его кое о чем.
То, на что мне нужен ответ.
Когда я поворачиваюсь, то вижу, что он все еще стоит на подъездной дорожке и смотрит на меня.
— Зевс… — мой голос прорезает тишину. — Если бы ты не увидел меня в том клубе, той ночью, ты бы… ты бы когда-нибудь вернулся за мной? — Я должна это знать. Это очень важно.
Его глаза опускаются к земле. Он засовывает руки в карманы, носком ботинка пиная гравий.
— Я не знаю. — Его слова очень тихие. — Я хотел вернуться. Боже, я хотел. Столько раз. Я просто… — он вздыхает и поднимает голову, наконец осмелившись встретиться со мной взглядом. — Я просто не знал, как это сделать.
Несмотря, что именно это я и ожидала услышать, это все равно чертовски больно жалит.
Звук ожидаемого разочарования покидает меня.
— И именно поэтому, я никогда не поверю ни единому твоему слову, Зевс. Потому что, когда ты кого-то любишь, по-настоящему любишь, ты борешься за него. Ты сражаешься грязно и жестко, не взирая, что это может стоить тебе. И ты ни разу не боролся за меня.
И с этими словами я открываю дверь и захожу в дом, плотно закрывая ее за собой.
Глава 17
Я вышагиваю по паркету, грызя ноготь большого пальца и с тревогой ожидая возвращения Зевса и Джиджи с урока по балету. Пока ее не было, я занялась уборкой на кухне. Занятия закончились десять минут назад, так что она будет дома с минуты на минуту.
Когда Зевс забирал ее, чтобы отвезти на занятие, мы едва перекинулись парой слов.
Он просто спросил, в силе ли еще наши планы. Я ответила «да».
На этом наш разговор закончился.
Мы не вспоминали о прошлой ночи.
Я не в состоянии говорить о прошлой ночи. Или думать о чем-то из того, что он рассказал мне. Потому что сегодняшний день очень важен. Прочь посторонние мысли.
Я просто молю Бога, чтобы Джиджи спокойно отнеслась к тому, что мы собираемся ей рассказать.