— Я не отказывалась от нас, — сокрушенно шепчу я. — Это был ты.
— Черт, Кам. — Он прижимается своим лбом к моему. — Мне жаль. Мне так чертовски жаль. Просто прости меня, пожалуйста. Потому что я не могу провести свою жизнь без тебя.
Он окружает меня. Его запах, его тепло, его эмоции.
Я едва могу дышать, не говоря уже о том, чтобы мыслить здраво.
Я вырываюсь из его объятий, нуждаясь в пространстве.
Его руки опускаются по бокам. Его голова опущена. Он выглядит избитым.
Я обхватываю себя руками.
— Ты написал ей ответ? — шепчу я.
Его глаза поднимаются к моим.
— Да.
Из меня вырывается звук страдания.
— Я написал ей, что мои обстоятельства изменились, - быстро говорит он. — Я сказал, что больше не могу видеться с ней.
Меня возмущает облегчение, которое я чувствую.
— Почему?
— Как ты думаешь, почему?
Я поднимаю ладони вверх.
— Потому что я недоступен, Голубка. Я не был им с тех пор, как мне исполнилось семнадцать лет.
Из меня вырывается болезненный смех.
— И все же у тебя был с ней секс пять месяцев назад.
— Ты спала с помощником шерифа Диком.
— Потому что ты бросил меня! — кричу я.
И так, мы снова ходим по кругу.
Зевс проводит рукой по голове и спускается к шее, вздыхает.
— Мне было одиноко, — тихо говорит он. — Я пытался заполнить пустоту, образовавшуюся после тебя. Не то, чтобы это когда-либо получалось. Но это все, что было. Все, что могло быть. Потому что я никогда не мог забыть тебя.
Тоска и боль в его глазах слишком сильны для меня.
Я отворачиваюсь и подхожу к разбитому трофею. Я приседаю рядом с ним и поднимаю его, мгновенно понимая, какой трофей я разбила.
Его первый в жизни боксерский трофей.
Боже, я ужасный человек.
— Мне жаль, — говорю я, вставая на ноги и держа в руках две части. Боксерская перчатка отломилась. Ботинок все еще прикреплен к основанию. — У тебя есть клей? — спрашиваю. — Я могу попробовать починить его.
— Все в порядке.
— Нет, я должна попробовать починить его, — продолжаю. Я поднимаю его, переворачиваю, чтобы посмотреть, прикрепится ли перчатка.
Что-то вылетает из ботинка и падает на ковер. Корешки от билетот. Положив трофей на пол, я наклоняюсь и поднимаю их. Мне требуется несколько мгновений, чтобы понять, что это такое. И когда я это делаю, мои глаза находят глаза Зевса, который внимательно наблюдает за мной.
— Это... — Мой рот словно набит ватой. Я тяжело сглатываю и пытаюсь снова. — Это корешки билетов с аттракциона "Колесо обозрения"? Первого, на котором мы катались вместе?
Он кивает, не говоря ни слова.
— Я не знала, что ты хранил их... все эти годы. Почему?
Он подходит ко мне.
— Потому что они означают момент, когда я влюбился. — Его рука поднимается к моему лицу, и он заправляет мои волосы за ухо. — Этот умный рот и длинные ноги... у меня не было ни единого шанса. — Он мягко улыбается. — Я сохранил эти билеты, чтобы всегда напоминать себе о том, что у меня есть, на случай, если я когда-нибудь забуду.
— Ты действительно забыл, — шепчу я, слезы наполняют мои глаза.
Он качает головой.
— Я никогда не забывал, Голубка. Я просто позволил другим вещам встать на пути. Я больше не совершу этой ошибки. А теперь скажи мне, что ты любишь меня. И что ты прощаешь меня. И что у нас все получится.
Я хочу сказать "да". Осознание того, что он хранил эти корешки билетов все эти годы, ослабило что-то внутри меня. Но все же страх отдаться ему и снова получить боль удерживает меня.
— Я просто ... я …
— Не говори, что не можешь. — Он прижимает кончики пальцев к моим губам, заставляя меня замолчать. — Просто... позволь мне сначала показать тебе кое-что. А потом... решай.
Я опускаю глаза.
— Я не знаю, Зевс.
— Пожалуйста, Голубка.
Я снова смотрю в его умоляющие глаза. Глаза, которые я люблю с пятнадцати лет. И я шепчу:
— Хорошо.
Глава 28
Мы в машине Зевса, едем к тому месту, которое он хочет, чтобы я увидела.
По радио играет "The Edge of Glory" Леди Гаги, и я думаю, помнит ли он ее, когда он тихо говорит: