Кастон издал тихий пренебрежительный звук, его взгляд метнулся по комнате. Я знала, о чём он думал. Он считал, что я здесь в неволе, хотя для меня все изменилось уже давно, если быть точной — с тех пор, как Рен впервые вложил мне в руки дневник моего отца.
Мои мышцы напряглись, готовясь к спору.
— Ты не была…
— О, прошу тебя, неужели ты настолько глуп? — я резко перебила его. — Ты знаешь не хуже меня, кем я была.
Кастон сжал губы, его грудь поднялась от глубокого вдоха, прежде чем он сморщился от дискомфорта. Я знала, что его сила шепчет ему о правдивости моих слов. Напряжение всё ещё отражалось на его лице. Его плечи были зажаты словами, которые он явно хотел сказать.
— Прости… что не сделал больше.
Я вздохнула, опустив подбородок.
— Ты сделал всё, что мог.
С видимой осторожностью он положил руку мне на локоть, покрытый шёлком.
— И всё же, этого оказалось недостаточно.
ГЛАВА 57
Ренвик
Мои ноги тяжело ступали по полу, когда я толкнул двери в столовую.
Скрип стульев наполнил комнату: сидевшие за столом вскочили на ноги. В воздухе раздалось тихое бормотание «myhn ardren» в знак уважения, но я лишь махнул рукой, в их сторону, прежде чем провести ею по усталому лицу. Одежда была измазана кровью и липла к коже, как мучительное напоминание о прошедших ужасах и тех, что ещё предстояли.
— Он очнулся, — сказал я, сжимая спинку ближайшего стула, чтобы опереться на него. Я посмотрел на Торна. — Выглядит хорошо.
На лице Торна отразилось облегчение, он тяжело выдохнул, поблагодарив Великих Матерей. Рядом с ним Мекруцио похлопал его по плечу, произнося тихие слова похвалы. Через мгновение я отодвинул стул и тяжело опустился на него.
— А Оралия? — спросил Димитрий, поднявшись со своего места, чтобы поставить передо мной кубок с вином.
Её имя стало молитвой в моём сознании, бальзамом для моей души, даже когда страх пробегал по позвоночнику. Я кивнул ему в знак благодарности, но не стал пить.
— Она носит свой гнев, как тяжёлый плащ, который, как ей кажется, никто не видит, — ответил я, крутя ножку кубка между двумя пальцами. — Ей не чужд тот же страх, который охватывает всех нас. Она знает, что предстоит многое сделать.
Все трое богов согласились, но Мекруцио, промокнув губы салфеткой и осторожно положив её рядом с тарелкой, произнёс:
— Я не могу понять действий Тифона.
Сжав губы, я кивнул. За те часы, пока я держал Оралию в своих объятьях, я понял действия этого бога, чьи величайшие мечты были вне его досягаемости. Чем он готов пожертвовать, чтобы добиться своего?
Всем. Он готов пожертвовать всем и всеми.
— Мы знаем лучше других, как трудно понять действия безумца, — заметил Торн, сделав глубокий глоток вина.
Как это было верно. Торн и Гораций были в той комнате, когда было объявлено о том, что случилось с моей матерью. Мы потеряли так много в тот день. Война с Тифоном началась лишь столетия спустя, а туман остался, как напоминание о той древней битве.
— Где вы нашли принца, Мекруцио? — мой голос был столь же тяжёлым, как и груз на моих плечах.
Он опустил руку на стол, проведя влажным пальцем по его чёрной поверхности, рисуя извилистую линию.
— Там, где река изгибается к западу, на краю самого крупного человеческого поселения, всего в нескольких шагах от тумана.
По этому же пути принц часто наведывался в гости к жителям деревни, когда возвращался из путешествий. Место, куда он почти всегда ходил один и без охраны.
— Ты видел, кто выпустил стрелу? — спросил я, пристально глядя на его лицо.
Его брови нахмурились, а губы сжались в тонкую линию.
— Нет. Я наткнулся на него, возможно, через несколько минут, следуя запаху крови. Я боялся, что кто-то из моих людей мог быть раскрыт.
У Мекруцио было несколько шпионов, размещённых там, где мои солдаты не могли патрулировать. Я кивнул, уже уверенный, что знаю, кто виновник. Петли больших дверей заскрипели, шаги эхом отразились от тёмного мрамора. Я поднялся на ноги и направился к ним.
Оралия вошла первой. Её лицо было напряжённым, волосы свободно спадали на плечи. Она сменила одежду, испачканную кровью, и кое-как стёрла пятна с лица и шеи. Но та же тяжесть, которую я ощущал в себе, лежала и на ней. Выражение ее лица смягчилось лишь тогда, когда наши взгляды встретились. Позади неё в комнату вошёл Кастон, прихрамывая и отмахиваясь от предложенной руки Сидеро, когда пересекал порог.