Рен вздохнул, посмотрев на свои пальцы, которые он медленно сжал и разжал.
— На это есть много причин, — ответил он, затем сунул руки в карманы брюк. — Тифон, по-своему, продолжает работу нашего отца, стремясь к абсолютной власти. Он собирает богов, как мальчишки собирают палки, и ломает их так же легко. Это не первый раз, когда Тифон подступает к нашим границам. Но это первый раз за тысячелетия, когда у него появилась возможность прорваться. Он хочет Инфернис — всегда его хотел.
— Зачем ему земля душ? — Кастон поднял брови цвета розового золота, в его голосе звучало недоверие.
— Для создания бессмертной армии, — ответил Димитрий, прежде чем Рен успел заговорить. — Я был там в последний раз, когда он нападал на эти берега, в позолоченных доспехах.
Шок от этих слов эхом отозвался в Кастоне и во мне. Лицо Димитрия омрачилось.
— Он хотел… хочет… Инфернис, чтобы создать армию, которая позволит ему завоевать другие миры и земли за пределами Эферы. Две тысячи лет назад он переоценил свои силы и недооценил мощь Рена. Мы легко отбросили его назад.
Рен кивнул. На его лице ясно читались уважение и благодарность к своему второму командиру. Мне стало интересно, что же такого произошло, что Рен поставил по правую руку от себя одного из солдат Тифона.
— Я создал туманы, чтобы держать его вне наших земель, и до сих пор они справлялись, — сказал Рен, проводя пальцами по острому краю столового ножа.
— Но зачем ему нужна Оралия? — настаивал Кастон.
В комнате повисла тишина, и я удивилась, когда Гораций, до этого молчавший с момента своего появления, заговорил своим размеренным, ровным тоном.
— Потому что она обладает силой вселенной, Ваше Высочество. И благодаря этому могла бы заменить Рена в качестве правителя этой земли, поддерживая магию, необходимую для её существования.
Я замерла. Гораций ошибался. Да, у меня была необычайная глубина силы для большинства богов, но это было следствием укуса демони. У меня не было способности вызывать бури, путешествовать за пределы теней или исцелять раны.
Но, даже когда я так думала, моя магия бунтовала внутри меня, словно призывая меня не торопиться с выводами.
Кастон смотрел на меня. Недоверие, отражённое на его лице, медленно сменялось неуверенностью.
— Я владею и даром жизни, и даром смерти, — прошептала я, поднимая ладони вверх, чтобы в свете ламп засияли тёмные шрамы. — Я могу призывать свет и тени.
— И внутри неё заключена сила всех нас, — с благоговением произнёс Гораций. — Я увидел это с первого раза, как встретил Вас.
В его поведении была мягкость, доброта и нежность. И хотя я знала, что это тот самый вечный бог, который карает души, отправляет их в ямы мучений и пещеры возмездия, я также видела в нём глубоко заботливое существо. Сидеро рассказывал мне, как благодаря своей силе Гораций видит все уникальные фрагменты, составляющие каждую душу, но я всегда думала, что это касалось только мёртвых.
— Что произойдёт, если я не вернусь? — спросила я, обращаясь ко всем в комнате.
Элестор сдвинулся с места, поднявшись на ноги. Страх мелькал в уголках его глаз. Его челюсть напряглась от усилия сдержать ту боль, что, как дикая птица, рвалась из клетки внутри него. Его плечи напряглись, руки сжались в кулаки, и он сделал глубокий вдох, чтобы обуздать поднимающиеся эмоции.
— Война, Миледи, — ответил он, и часть его ярости вытекла вместе с этими словами. — Война против Инферниса. Пока мы говорим, Тифон готовится, и на этот раз нет сомнений, что он найдёт способ прорваться, особенно после того, как один из его людей уже сделал это. Думаю, у нас есть неделя, самое большее, прежде чем они окажутся на наших берегах.
Мы смотрели на него, и боль скручивала мой живот, пронзая сердце. Но Рен не выглядел удивлённым. Нет, он выглядел так, словно тысячелетия страданий обрушились на его плечи. Я видела истинный груз короны, которую он носил как король Инферниса, как Бог Смерти.
— Разве нельзя починить то место, через которое они прорвались? — спросила я, повернувшись к Рену.
Рен вздохнул, проведя рукой по волосам. Усталость, древняя как сам камень, отразилась на его лице.
— Если мы сможем найти его. Туман за эти годы стал чем-то сложным, разумным. Хотя, он и является продолжением меня, но в то же время постоянно меняется. Морана и я пытаемся выяснить, где защита ослабла, но это занимает время. Время, которого у нас, к сожалению, нет.
Я подумала о душах, блуждающих в Пиралисе, скорбящих о своих жизнях; о душах, изолированных в Истиле; о тех, кто путешествует по пещерам. Но больше всего я думала о возвысившихся душах в Ратире, а затем о Сидеро, Жозетте и Лане. Я старалась не думать о Рене, о его крыльях, прибитых к стене библиотеки Эферы, и о том, как он сломленным голосом прошептал, когда я засыпала: