— Моя госпожа, я благодарна за вашу помощь, — произнесла она.
Осматривая ряды деревьев с их обнажёнными ветвями, я нахмурилась.
— Интересно, чего они ждут.
— Возможно, они ждут вас, моя госпожа, — тихо ответила Ильяна.
Неприятное чувство закрутилось в груди. Скорее всего, они действительно ждали меня. Я бы предпочла позволить природе самой взять своё. Но чем дольше я жила, тем очевиднее становилось, что эти плоды становились всё более зависимыми от моего вмешательства.
Магия загудела под кожей, когда я шагнула между деревьями. Мой тихий напев слился в мелодию, которую я никогда не могла вспомнить после того, как момент проходил. Сила была похожа на то, как будто лежишь в бурной реке в самый тёплый месяц года: ощущение мощи одновременно с покоем.
Пробираясь через сад, я слышала, как песня эхом отражалась в ветерке. Деревья содрогались, их листья раскрывались, будто вздыхая. Позади я чувствовала присутствие Ильяны, которая шла рядом с Драйстеном. Их восхищённые перешёптывания касались размеров и ярких цветов появляющихся яблок. Магия поддавалась мне так же легко, как дыхание.
Когда мы прошли весь сад, по моим вискам стекали капли пота. Мощь магии крутилась вокруг меня, словно звуки множества флейт, танцующих на ветру. Она пульсировала в венах и переплеталась с деревьями. На глазах появлялись крошечные розовые бутоны, распускающиеся в звёздчатые цветы. Листья опадали, уступая место маленьким круглым плодам. Моя песня становилась выше, легче, её потоки разносились ветром, пока плоды не становились крупными, теплая энергия охватывала тело и шею, а затем они созревали, тяжело свисая с веток.
Жизнь, сотворённая всего за несколько мгновений — пропитание для нашего королевства и его народа.
Но вместе с тем, как магия расцветала внутри меня, оживляя последние деревья, по венам начала струиться тьма. Сначала это были лишь капли, но вскоре они превратились в бескрайний океан теней. Страх обрушился на меня, смешиваясь с магией — бесконечная бездна чёрной энергии прокатывалась по моей душе, оставляя за собой пульсирующий след ужаса.
Не снова. Пожалуйста, только не снова.
— Моя госпожа… — предостерегающе произнёс Драйстен, но его голос звучал приглушённо, как если бы мои уши были наполнены дымом.
Сила была слишком велика, неумолима. Волна ночной черноты поднялась из моей груди, заслонив солнце, тепло и жизнь этого мира. Легкие, почти нежные щупальца тьмы скользнули по моим запястьям, ладоням, раздвигая пальцы. В одно мгновение сад был наполнен моим голосом, напевающим бессознательную мелодию, а в следующее — наступила тишина, нарушаемая только приглушённым криком Ильяны.
— Оралия! — выкрикнул Драйстен, вырвав меня из оцепенения. Его тяжёлые шаги разрывали траву.
Широкая яблоня, стоявшая передо мной и увешанная плодами, исчезла. На её месте осталась лишь чёрная кора, изогнутая и посеревшая, осыпающаяся пеплом у моих ног. Уголки глаз защипало от слёз: ни одна моя песня не смогла бы это исправить.
Это был след — проклятие, как называл его король, — оставшийся от укуса демони. Подарок из мира страданий.
Не впервые я задумывалась, о значении того, что внутри меня одинаково прочно обосновались как тьма и смерть, так и свет и процветание.
ГЛАВА 3
Оралия
Тяжёлые ноги с трудом несли меня вверх по позолоченным ступеням к замку.
Замок был восхитителен. Золотые листья покрывали его закрученные башни, чередуясь с высокими секвойями, которые пробивались через крыши. При его строительстве лес не тронули — замок был возведён вокруг него. В каждой комнате можно было найти хотя бы один ствол или ветку, искусно вписанные в общий план.
Утренний свет заставлял замок сверкать, словно бриллианты.
На закате он светился глубоким оранжевым, как раскалённые угли.
Но в полдень он отражал небесное сияние самой планеты — такой яркий, что приходилось прикрывать глаза от ослепительного блеска. Говорили, что свет замка был виден даже в человеческих поселениях к западу от этих земель, где золотые реки света пробивались сквозь деревья, пока их не останавливали густые туманы, лежащие за пределами леса.
— Тебе нужно отдохнуть, — сказал Драйстен, когда мы вошли через богато украшенные двери в прохладный мраморный вестибюль. Он остановился, пристально глядя на меня, прежде чем продолжить. — Никто на тебя не сердится.