— Эта неделя была агонией, — прошептал Рен.
Слёзы навернулись на глаза, и я крепче прижалась к нему. Моя сила потянулась к его, сплетаясь вместе в единое целое. Агония — идеальное слово для описания. Тепло разрасталось, превращаясь в глубокое тянущее чувство, сосредоточенное в самом моём центре, пока я не почувствовала влажность, скопившуюся между моих бёдер.
Мы оторвались друг от друга, но прежде, чем я успела возразить, его губы переместились вдоль линии моей челюсти, спустились к шее, оставляя за собой поцелуи и укусы под ухом.
— Рен, — простонала я, вцепившись в его бицепсы.
— Звёзды, — выругался он, прижимаясь ко мне сильнее.
Он что-то бормотал на древнем языке между поцелуями, прикусывая место, где моя шея переходила в плечо. Я вскрикнула, наклонила голову набок, предоставляя ему лучший доступ. Мои движения умоляли о большем. И все же он отстранился. Его глаза, чёрные, как ночь, горели огнём. Его губы были припухшими от поцелуев, волосы развевались в тумане, который клубился вокруг нас, и было что-то в выражении его лица, чего я не могла понять, пока мы пытались восстановить дыхание.
— Скажи мне, — прошептал он.
Я моргнула, не понимая, как это выразить словами, несмотря на то, что крепко сжимала его плащ. Рен склонился ближе, его губы оказались на расстоянии одного дыхания от моих.
— Скажи мне, чего ты хочешь.
Я покачала головой, смущение заполнило мои вены, потому что я не знала, как об этом попросить. Как я могла сказать, что моим желанием было, чтобы это никогда не заканчивалось, и боялась, что он может не желать того же?
Его губы тронула едва заметная улыбка, глаза были полуприкрыты. Но когда я снова попыталась сократить расстояние между нами, он отстранился.
— Нет. Скажи это словами, Оралия.
Я жадно втянула воздух, ощущая, как колени подгибаются от того, как он произнёс моё имя. Именно это, больше всего остального, подтолкнуло меня к действию. Слова, которые он хотел услышать, готовы были сорваться с моих губ. Я была той, кто убежал, значит, я должна быть той, кто скажет о своих желаниях.
— Поцелуй меня.
— Да, — выдохнул он, увлекая нас в вихрь тьмы, пока всё не стало тёмным, как полночь.
Моя спина ударилась о неровную стену дворца, глубоко в тени, где никто не мог нас увидеть. Но он не дал мне времени опомниться, прежде чем его рот снова накрыл мой. Я прикусила его нижнюю губу, как он сделал прежде, и жар пронзил самую глубину моей души, когда из его груди вырвался стон. Этот звук наслаждения наполнил меня смелостью, и я жадно провела языком по его губам, впиваясь в его рот. Мои руки скользнули в его волосы, пытаясь запечатлеть в памяти каждую деталь.
Своими руками он провел по моим и, дойдя до плеч, нежно прижал меня к стене. Огонь между моих бёдер теперь пылал так сильно, что мне казалось, я сгорю, если облегчение не прийдет. Рен прижался ко мне, давая почувствовать всю твердость своего возбуждения на моих бёдрах, а затем откинулся назад. Его глаза вспыхнули в темноте.
Он очень медленно опустился на колени, не отрывая взгляда от моего. Он был похож на смертного паломника, впервые увидевшего своего бога, на человека, который после долгой тьмы увидел солнце. Я тихо всхлипнула, и его брови слегка нахмурились, пока ладони скользнули по шёлковой ткани моего платья.
— Я хотел этого всю неделю. Жаждал склониться к твоим ногам, умоляя озарить меня своим светом.
Мой всхлип превратился в стон, когда я опёрлась о стену дворца, о кости богов, которые отдались своему величайшему страху. Он медленно поднял подол платья, закидывая одну мою ногу себе на плечо. Я ахнула, горячее смущение залило мои щеки. Но его голодный взгляд задержался на мерцающей влажности, покрывающей внутреннюю сторону моего бедра, хотя ткань платья скрывала всё остальное.
— Я преклоняюсь только перед тобой, — прошептал он, прикасаясь губами к внутренней стороне моего колена, его рука медленно скользнула вверх по бедру. — Скажи мне… Скажи, что ты хочешь этого тоже.
Слова застряли в горле, когда он поцеловал выше, слизывая возбуждение с моей кожи. Он застонал с тихим рокотом в груди, пробовав на вкус мою потребность в нём. Медленно он поднял взгляд, его тёмные, как полночь, глаза были одновременно мягкими и жесткими.
Незвано в моей памяти всплыло ощущение пепла, просачивающегося сквозь пальцы. Яркий свет дневного солнца ослеплял, отражаясь от золотого дворца. В памяти всплыл крик, сжигающий моё горло, от ужаса того, что я натворила. Мне была невыносима мысль о том, что то же самое может случиться с ним.