Глаза Холлиса широко раскрылись. Запах его страха был столь же ощутим, как благословение Тифона, дарованное ему много веков назад.
— Скажи мне, даровал ли он тебе бессмертие?
Его горло дрогнуло от напряжённого сглатывания. Под позолоченным шлемом с виска скатилась капля пота. Рот Холлиса открылся, но, прежде чем он успел ответить, из теней раздался голос Димитрия:
— Отвечай.
Теперь мы находились достаточно близко, чтобы я ощутил солнечный аромат его брони. Мои тени отступили от его присутствия. Я пытался найти в себе хотя бы крупицу гнева. Искру жара или возмущения по поводу очередной попытки посягнуть на мои земли и мой народ.
Но внутри меня была лишь пустота. Холодная тьма, чёрная бездна, похожая на туннели, где даже сейчас души взывали о прощении.
— Даровал.
Димитрий щёлкнул языком, выражая недовольство.
— Ваше Величество, — пробормотал Холлис.
Я наклонил голову, изучая, как расширяются его зрачки, как дёргается мышца на его челюсти.
— Знаешь, что самое ужасное в бессмертии, Холлис?
Ответа не последовало, лишь усилился резкий запах его гнева, распространявшийся в воздухе.
— Это то, что твоё тело может быть полностью уничтожено, и всё же ты будешь жить. Ведь у тебя нет ни кожи бога, ни магии бога. Я мог бы разрубить тебя на куски, разбросать их, и ты бы чувствовал каждое мгновение, пока твои части не воссоединятся. — Я наклонился ближе, губы почти касались его уха. — Это могло бы занять века.
Мой взгляд переместился на людей за его спиной. Их глаза были широко распахнуты, губы дрожали от ужаса. Когда-то такие взгляды что-то значили для меня. Когда-то я бы почувствовал тошнотворный страх, от которого скручивало желудок и сжималась грудь.
Я скучал по этому дискомфорту.
— Так что тебе стоит благодарить меня за то, что это всё, что я сделаю.
Резким движением я вытянул руку вперёд, раздался треск, отразившийся эхом по залу.
Это был единственный вид прикосновения, который я мог выносить. Прикосновение насилия, возмездия, суда. Всё остальное стало для меня невыносимым.
Рывком я отдёрнул руку, сжав пальцы вокруг пульсирующей массы. Холлис опустил взгляд, его лицо побелело, он смотрел на своё сердце, которое я держал в руке. Звук капающей на пол крови совпадал с ледяным стуком в моих венах.
— Передай своему королю, что с этими играми покончено. В следующий раз я не буду столь милосерден.
Холлис покачнулся, один из его людей подхватил его за руку, чтобы удержать. Даже пока мы стояли, поток крови замедлялся, затем прекратился, края раны начали затягиваться.
— Ах, видишь? Ты уже исцеляешься. — Я сжал ладонь в кулак, кровь сочилась между пальцами. — Вот это дар.
Одним взмахом руки я распахнул двери. Сила Димитрия наполнила комнату, вынуждая мужчин отступить. Один из них перекинул руку Холлиса через своё плечо, и они поспешно выбрались наружу.
Как только они ушли, я бросил ещё тёплое сердце на пол. Я пытался почувствовать хоть что-то при виде этого. Но тщетно, как и последние два с половиной века. Хотя для вечного бога этот промежуток времени был всего лишь мигом.
Мой разум вновь вернулся к образу того мёртвого дерева среди благоухающих цветов. К выражению ужаса на её лице и тому краткому проблеску чувства, что вспыхнуло во мне. Равномерный кап-кап-кап крови, стекающей с моей руки, напоминал мне о тиканье часов. И о том, что Тифон держит принцессу в своих руках.
Юную богиню, чьё разрушение было моей виной.
Сколько времени ему понадобится, чтобы научиться подчинять её силу своей воле? Или он уже начал? Скоро он будет стоять у моих дверей с легионом, готовым завершить то, что было начато тысячелетия назад. Я чувствовал это.
— Я должен вернуться, — выдохнул я, с болезненным интересом наблюдая за тем, как кровь капает на пол.
— Завтра Вознесение. Я не смогу провести его без тебя, — раздался глубокий голос Горация, моего магистра душ, за моей спиной.
С того момента, как душа ступала на эти берега, её путь неизбежно вёл к Вознесению — к тому, чтобы вернуть свою частицу магии миру и начать заново. Королевство было разделено на разные части, где душа могла странствовать, чтобы встретиться с тем бременем, которое лежало на ней. Кто-то очищал свои воспоминания, испив из реки Аталь. Другие блуждали в одиночестве в Истиле или сталкивались со своими страхами в пещерах гор Тилиф. Душе могло потребоваться столетие, два или десять, чтобы достичь готовности отказаться от своей магии и начать свой путь заново.