В его глазах на мгновение вспыхнула злость, прежде чем они снова стали бесстрастными. Благодаря этим секундным всплескам эмоций можно было понять, что Рен действительно заботился о своих людях, о душах, которые приходили сюда исцелиться. Несмотря на то, что они его боялись, он бы сделал всё ради них, даже если это означало играть роль монстра, каким его считали.
С тяжёлым вздохом он прижал меня к себе, обвив руки вокруг моих плеч.
— Она забыла? — спросила я, когда тишина между нами слишком затянулась.
Его лоб прижался к моим волосам, и он тяжело вздохнул.
— И да… и нет. Обычно душа пьёт из реки, и её полностью очищают, прежде чем мы забираем её в Истил, где она привыкает к новому существованию. Она забыла причину, но не боль. Горе поглотило её настолько, что Гораций отвёл её в Пиралис спустя всего пятьдесят лет в Истиле. Тогда пришёл Элестор, чтобы заключить сделку.
Он позволил мне отстраниться, чтобы я могла взглянуть на него. Лицо Рена было напряжённым, а плечи словно высеченными из камня, но в глазах горел огонь — свирепость, с которой он пытался дать мне понять причину.
— Она вспомнила его?
Грустная тень пробежала по его лицу, и он покачал головой.
— Он пришёл, предлагая сделку, предлагая стать моим шпионом, сеять хаос в королевстве от моего имени. Он использовал свою силу, чтобы вызывать ужасающие бури, а затем заставлял их исчезать, будто они возникли сами по себе.
Я была поражена, но не удивлена.
— Это было примерно в то время, когда ты родилась, — продолжил Рен. — Меня тогда изгнали из дворцовых земель за попытку вывезти твоих родителей. В обмен на его службу я согласился позволить ему видеть Жозетту. Однако я настоял, чтобы Гораций или Трон всегда находились рядом, следя за тем, чтобы она не проявляла признаков тревоги.
Он замолчал, вглядываясь в моё лицо, словно хотел убедиться, что я всё поняла.
— Два столетия он наблюдал за ней издалека в Пиралисе, пока она не переехала в Ратиру, и там они подружились. Только в последние дни она начала вспоминать его.
Я кивнула, чувствуя, что немного лучше понимаю, почему Элестору позволили вернуться в королевство. Для Рена его люди всегда были на первом месте. Это было отличительной чертой настоящего короля.
— Ему позволено вернуться из-за поручения, которое он выполнил для меня, — добавил он, его большой палец нежно провёл по моему подбородку, поворачивая мою голову обратно к себе. — Чтобы вновь войти в Инфернис, он должен был убедить Тифона, что так и не нашёл тебя.
ГЛАВА 46
Ренвик
Её лицо застыло в шоке, когда я произнёс эти слова.
— Но… Тифон знает, что я здесь, — прошептала она, будто опасаясь, что он может услышать.
Я кивнул.
— Элестор убедил его, что я держу тебя здесь как пленницу. Тифон отправил его обратно продолжать поиски, чем Бог Бурь, несомненно, наслаждается. Но теперь мы знаем, что Тифон полагался не только на Элестора.
Её губы сжались, а взгляд вновь устремился в сторону Ратиры.
— Мне стоит вернуться?
Я нахмурился, не понимая, и она снова взглянула на меня, но, казалось, не видела.
— В Эферу. Если Тифон знает, что я здесь, тогда он… он будет продолжать посылать солдат и угрозы сквозь этот туман. Разве мне не стоит вернуться, чтобы избавить Инфернис от этого?
Её крики от ночной атаки до сих пор отдавались эхом в моей голове. Если бы она была человеком, или если бы тот солдат был богом, её тело покрылось бы синяками, а она, несмотря на это, снова предлагала себя в жертву.
— Ты хочешь вернуться? — осторожно спросил я.
Её лицо омрачилось, губы сжались в тонкую линию. Вековая изоляция, словно сухие листья, мелькнула в её глазах.
— Если это защитит Инфернис, я бы вернулась.
Я медленно провёл рукой по её руке, двигаясь выше и запутываясь пальцами в её кудрях, вынуждая взглянуть на меня.
— Оралия, я не об этом спросил. Если ты вернёшься, он изменит тебя до неузнаваемости. Он использует тебя в качестве инструмента для завоеваний, для разрушений. Ты должна быть достаточно сильной, чтобы выдержать это и противостоять ему и, в итоге, уничтожить его.
Её лицо побледнело, и она покачала головой.
— Я не готова.
Я мягко поцеловал её между бровей, пытаясь разгладить морщинку. Она была права — сейчас она не была готова, но это не значило, что она никогда не будет.