— Тогда Элестор не заберёт тебя.
При упоминании о нем в глазах Оралии появилась задумчивость.
— Он… он любит Жозетту?
Я кивнул.
Её взгляд метался между моими глазами, и я видел, что она думает совсем не о том, чтобы покинуть королевство.
— Ты думаешь… — она замялась, в её голосе звучала неуверенность.
— Что? — спросил я, склоняя голову, чтобы наши взгляды были на одном уровне. Но она не ответила. — Скажи мне.
Она переступила с ноги на ногу, прежде чем тяжело вздохнуть.
— Ты думаешь, я могла бы помочь Жозетте? Может быть, моё прикосновение поможет ей вспомнить… если это то, чего она хочет.
Её прикосновение исцелило Лану, помогло ей вспомнить, кем она была до всех жизненных трагедий, и кем она могла стать после них. Была вероятность того, что это сработает и для Жозетты.
— Думаю, стоит попробовать, — тихо сказал я.
Её лицо озарилось улыбкой, которая развеяла напряжение. Она поднялась на цыпочки и запечатлела мягкий долгий поцелуй на моей щеке, прежде чем отступить. Румянец поднимался к её шее, она выглядела смущённой, словно действовала по инстинкту, а теперь не была уверена в моей реакции.
Я сократил расстояние между нами, мои губы коснулись уголка её рта раз, два, три. Она счастливо вздохнула, её руки скользнули мне на плечи.
— Когда ты хочешь увидеть её? — спросил я, отстранившись.
— Если мы не сделаем это сейчас, боюсь, что я потеряю решимость, — ответила Оралия, её лицо напряглось от тревоги. — Возможно, благодаря этому мы с Элестором найдём общий язык.
Я кивнул, но прежде, чем она успела двинуться, я схватил её за руку, переплетая наши пальцы. Направляясь с ней к городу душ, я чувствовал, как незнакомое ранее тепло разливалось в моей груди, когда её ладонь сжимала мою. Каждое лёгкое поглаживание моего большого пальца по её запястью отдавалось искрой в моих венах — словно молния, рассекающая небо.
— Твои люди увидят… — прошептала она, когда Ратира появилась в поле зрения, освобождая свою руку из моей хватки.
Слишком знакомый холод пустоты распространился в моей груди, пожирая тепло. Какое значение имело, увидят ли нас мои люди, когда они и так шептали myhn lathira каждый раз, когда видели её? Я уверен, что некоторые и так были свидетелями нашего первого поцелуя.
— И что? — спросил я, поворачивая её лицом к себе. Её брови мягко сдвинулись, а рот вытянулся в тонкую линию. Утренний свет, пробивающийся сквозь туман, ласкал изгиб её скулы, подчёркивая напряжение в её глазах. Я нежно коснулся её подбородка костяшкой пальца. — Ты не хочешь, чтобы тебя видели со мной?
— Нет, хочу, — ответила она тихим голосом, опустив взгляд на мою грудь, словно не могла смотреть мне в глаза.
— Ты думаешь, что это я не хочу, чтобы нас видели вместе? — Мой голос прозвучал пусто, едва ли вопросом.
Ответ был очевиден по тому, как её щеки залила краска, а зубы впились в нижнюю губу.
— Позволь мне раз и навсегда прояснить это, — сказал я, проведя большим пальцем по её губе, освобождая её. — Для меня честь быть рядом с тобой, Оралия, и дело вовсе не в твоих способностях. Посмотри, что ты сделала за это короткое время, чтобы исцелиться от прошлого. Сколько силы ты нашла в себе.
Я наклонился ближе, мои губы едва коснулись её.
— Это, скорее, я недостоин быть рядом с тобой.
Я поцеловал её мягко, позволяя своему языку скользнуть вдоль сомкнутых губ. Она впустила меня, вздохнув, пока я погружался в её рот, чувствуя вкус облегчения, которое она испытывала. Когда мы отстранились, я поднял наши переплетённые пальцы и поцеловал шрам на её запястье.
— Ты готова?
Она кивнула, но я заметил, как в её плечи вновь заползло напряжение, и всё же она шагала рядом со мной.
Тишина окутала Ратиру, как только я появился, но люди всё равно выходили из своих домов, выстраиваясь вдоль узких лабиринтов улиц. Как всегда, они склонялись в поклоне, но их глаза сияли, когда они смотрели на меня, а уголки их губ кривились в лёгких улыбках. В воздухе витало что-то новое, неуловимое.
Большой палец Оралии нежно коснулся моего, и я заметил слёзы, собравшиеся в её глазах, пока она переводила взгляд с меня на людей. Тогда я понял, что изменилось.
В воздухе больше не было запаха страха. Они больше не смотрели на меня с сомнением, их лица не кривились в отвращении. Они смотрели на меня так, как смотрели на неё, — с благоговением…
И с благодарностью.
Комок подкатил к горлу, и я изо всех сил старался подавить чувство горько-сладкой недостойности, которое поднималось в груди. Глубоко вдохнув, я кивнул нескольким душам, которые буквально излучали радость. Я был удивлён, что они не съёжились, а наоборот, сильнее прижали ладони к сердцам, склоняя головы в почтительном поклоне.