Она еще раз искоса посмотрела на него и он, смутившись и покраснев, спросил растерянно и нелепо:
— Ну, как вы поживаете?
— Как видите. Даже умыться нечем. На весь день дают одну кружку воды. Больше им жаль. А еще людьми называются, — сказала она, гневно сверкнув глазами.
— Я постараюсь помочь, — поторопился пообещать Холмин, но в конце фразы запнулся, вспомнив, что он, все-таки, заключенный и вряд ли сможет найти возможности для помощи ей.
Девушка отрицательно покачала головой и на ее лице появилась гримаса отвращения и брезгливости.
— Ах, не нужно мне вашей помощи. Ваши товарищи уже обещали мне ее, но требуют за это слишком большого… то-есть невыполнимого… одолжения. Вы, энкаведисты, неспособны помогать бескорыстно.
— Но я совсем не такой, как они, — вырвалось у Холмина.
— Все энкаведисты одинаковы. И вы не лучше.
— Откуда у вас такая уверенность? Ведь вы же меня не знаете, — возмутился он.
— А разве вы не энкаведист? — спросила она.
— Да… То-есть, нет… До некоторой степени, — попробовал объяснить он, но это объяснение получилось у него слишком бестолковым.
Пожав плечами, она насмешливо улыбнулась.
— Энкаведист до некоторой степени? В первый раз слышу о таких. Это что-то новенькое.
Холмин хотел рассердиться и не смог. Она так ему правилась, что сердиться на нее было невозможно. Он с радостью рассказал бы ей правду о себе, но, вспомнив о навязанных ему Бадмаевым обязанностях, подавил свое желание и попытался перевести разговор на «деловую» тему:
— Глядя на вас я никак не могу поверить, что вы… — он остановился подыскивая подходящее слово.
— Дочь врага народа? Или, как вы все здесь выражаетесь, врагиня народа? — с прежней насмешливостью пришла ему на помощь девушка.
— Я хотел сказать не так, — возразил он.
— Чего там не так, — перебила она. — Ведь это одно из ваших любимых выражений. А вообще, молодой человек, я бы вам не советовала изображать из себя благородного рыцаря. У вас это плохо получается. Что же касается до врагов народа, то ни я, ни мой бедный папа никогда ими не были. Враги народа — вы и те, кто повыше вас, которые в Кремле сидят.
Холмин отступил назад и с испугом оглянулся на дверь. Она была прикрыта неплотно и из щели между нею и дверным косяком тускло поблескивали оловянные глаза надзирателя. Холмин подошел к девушке вплотную и торопливо зашептал:
— Тише! Тише, пожалуйста! Разве можно так говорить?
Вскочив с табурета, она закричала громко и возмущенно:
— А разве можно сажать в тюрьму ни в чем неповинных людей и убивать их? Что вы сделали с моим папой? О, я отомщу за него! Отомщу вам, убийцам майора Громова.
Холмин вздрогнул от неожиданности. Последняя фраза девушки напомнила ему другую, ту, которая была в записках, прикрепленных английскими булавками к трупам управдома и лейтенанта Карнаухова. Там ведь тоже говорилось об убийцах майора? И там были угрозы мести.
В голове Холмина стали тесниться мысли, обгоняя одна другую:
«Почему она говорит так? Не о палачах, например, а об убийцах. И угрожает мстить. Что это? Простое совпадение? Или она знает о «руке майора Громова»? И почему, после ареста дочери майора, деятельность этой «руки» прекратилась и никто больше не был убит? Тоже совпадение? Или одна из нитей к «руке»? Надо выяснить… выяснить сейчас же»…
Он бросился к двери камеры и, плотно притворив ее, обернулся. Девушка села на табурет и заплакала, закрыв лицо ладонями. Холмин осторожно дотронулся рукой до ее плеча.
— Послушайте.
Задрожав и отшатнувшись, она подняла голову. Глядя в упор в ее наполненные слезами глаза, он быстро спросил:
— Что вы знаете о руке майора Громова?
В ее глазах, сквозь слезы, засветилось изумление и, где-то, в самой глубине их, что-то похожее на смущение.
— Рука моего папы? — удивленно спросила она. — Почему вы так говорите? Что это значит?
Он молчал, всматриваясь в ее глаза и тщетно стараясь найти ответ на только что возникший и уже начавший мучить его вопрос:
«Знает она или нет? Причастна ли она к убийствам?»
— Что это значит? — повторила девушка. — И почему вы молчите?
«Нет. Она ничего не знает о «руке». Такие глаза не могут лгать», — решил он.
— Вы не хотите мне ответить? — спросила девушка. — Что-ж, не надо.
Первое, пришедшее ему в голову объяснение его вопросу и молчанию было не особенно удачным, но, за неимением лучшего, он ухватился за него: