Его узкая голова была с клювом и раскачивалась из стороны в сторону, когда он приближался, показывая нам то один, то другой светло-голубой глаз. По бокам были сложены большие крылья, пурпурные и кожистые. Он не имел ни шерсти, ни волос, ни перьев, хотя на груди, плечах, спине и по всей длине хвоста блестела чешуя. От клюва-штыка до кончика хвоста он казался немногим большим трех метров.
Когда он двигался, раздавалось легкое позвякивание, и я уловил отблеск чего-то яркого у него на шее.
— Самое близкое к нему, что я знаю, — заметил Рэндом, — это геральдический зверь, грифон. Только этот лысый и пурпурный.
— Определенно не наша национальная птица, — добавил я.
Я вынул Грейсвандир и направил острие на одну линию с головой зверя.
Зверь выбросил красный раздвоенный язык. Он поднял крылья на несколько дюймов и уронил их. Когда его голова качнулась вправо, хвост двинулся влево, затем наоборот, производя, когда он наступал, почти гипнотический текучий эффект.
Его, однако, кажется, больше беспокоили лошади, чем мы, потому что курс его был направлен совершенно мимо нас, к месту, где стояли, дрожа и роя копытами землю, наши кони.
Я двинулся преградить ему путь.
В этот момент он встал на дыбы.
Крылья поднялись и распустились, раскинувшись, словно пара обвисших парусов, поймавших вдруг порыв ветра.
Он стоял на задних ногах и возвышался над нами, занимая, казалось, в четыре раза больше места, чем прежде.
Затем он издал пронзительный, жуткий охотничий крик или вызов, от которого у меня долго звенело в ушах.
С этим он резко опустил свои крылья вниз и прыгнул, становясь временно летучим.
Лошади понесли и обратились в бегство. Зверь был за пределами нашей досягаемости. Только тогда я понял, что означала яркая вспышка и позвякивание. Это чудище сидело на привязи, состоящей из длинной цепи, тянувшейся назад в пещеру.
Точная длина его поводка была в данную минуту вопросом, представляющим собой более, чем академический интерес.
Я повернулся, когда он пролетел, шипя, хлопая крыльями и падая, мимо меня.
Зверь не обладал достаточной инерцией, чтобы добиться настоящего взлета при таком коротком разбеге.
Я увидел, что Звезда и Огнедышащий отступали к противоположному концу овала. С другой стороны коня Рэндома понесло в направлении Лабиринта.
Зверь снова коснулся земли, повернулся, словно для того, чтобы погнаться за Яго, конем Рэндома, затем вновь стал изучать нас и замер. На этот раз он был намного ближе — меньше четырех метров — и склонил голову набок, показывая нам правый глаз, а затем открыл клюв и издал тихий каркающий звук.
— Что скажешь, если мы набросимся на него сейчас? — предложил Рэндом.
— Нет. Подожди. В его поведении есть что-то необычное.
Пока я говорил, он уронил голову и опустил крылья. Затем он три раза клюнул землю и снова поднял голову, после чего частично собрал крылья. Хвост его резко дернулся, а затем более энергично завилял из стороны в сторону. Он открыл клюв и повторил каркающий звук.
В этот момент нас отвлекли.
Яго вступил в Лабиринт точно со стороны зачерненного участка. Углубившись в него на пять-шесть метров и оказавшись поперек силовых линий, он попался неподалеку одной из Вуалей, как насекомое на липучку. Он громко заржал, когда вокруг него взвились искры, и его грива поднялась и встала дыбом.
Небо прямо над головой немедленно начало чернеть. Но собираться стало не облако водных паров. Появилась совершенно круглая формация, красная в центре, желтая ближе к краям, вращавшаяся по часовой стрелке.
До наших ушей вдруг донесся звук, похожий на бой единственного колокола, за которым последовал рев трещотки.
Яго продолжал рваться, сперва высвободив правую ногу, затем вновь запутав ее, когда освободил левую, издавая все время дикое ржание. Искры к тому времени поднялись ему до холки, и он стряхивал их с холки и шеи, словно капли дождя, а вся его фигура испускала мягкое, маслянистое свечение.
Громкость рева усилилась, и в сердце красной штуки над нами, начали мелькать маленькие молнии. В этот миг мое внимание привлек бряцающий звук, и, посмотрев вниз, я обнаружил, что пурпурный грифон прополз мимо и двинулся, чтобы расположиться между нами и шумным красным феноменом.
Он пригнулся, словно гаргуйля, отвернувшись от нас и глядя на спектакль.
Именно тогда Яго и освободил две передние ноги и встал на дыбы. К тому времени в нем было что-то нематериальное, наряду с его яркостью и омываемой искрами нечеткостью его контуров. Может, он и ржал в тот миг, но все прочие звуки были поглощены беспрестанным ревом сверху.
С шумливой фигуры сверху спустилась воронка — яркая, сверкающая, поющая и теперь необыкновенно быстрая. Она коснулась вставшего на дыбы коня, и на мгновение его контуры до крайности расширились, становясь пропорционально этому эффекту все тоньше и тоньше, а затем он исчез. На короткий промежуток времени воронка оставалась неподвижной, словно совершенно сбалансированный волчок, а затем звук начал слабеть.
Хоботок медленно поднялся до определенной точки, но на небольшое расстояние — наверное, в рост человека — над Лабиринтом. Затем он втянулся вверх столь же быстро, как и опустился.
Вой прекратился, рев начал стихать. Миниатюрные молнии в кругу поблекли.
Вся фигура начала бледнеть и замедлять движение. Миг спустя она была лишь кусочком тьмы, еще миг — и она исчезла.
Насколько я мог видеть, нигде не осталось никаких следов Яго.
— Не спрашивай меня, — сказал я, когда Рэндом повернулся ко мне. — Я тоже ничего не знаю.
Он кивнул, а затем обратил свое внимание к нашему пурпурному спутнику, который как раз забряцал цепью.
— А что вот насчет этого, Чарли? — спросил он, играя шпагой.
— У меня возникло такое чувство, что он пытался защитить нас, произнес я, сделав шаг вперед. — Прикрой меня, я хочу кое-что попробовать.
— Ты уверен, что сможешь двигаться достаточно быстро? — осведомился он. — С этим боком…
— Не беспокойся, — бросил я чуть веселей, чем было необходимо.
Я продолжал идти. Он был прав насчет моего левого бока, где рана от охотничьего ножа все еще тупо побаливала и, кажется, замедляла мои движения. Но Грейсвандир по-прежнему был у меня в правой руке, и это был один из тех случаев, когда мое доверие своим инстинктам превышало все прочее. Я полагался в прошлом на это ощущение, и с хорошим результатом. Бывают времена, когда такой риск кажется просто необходимым.
Рэндом переместился вперед и направо.
Я повернулся боком и протянул левую руку так же, как протянули бы вы, знакомясь с чужой собакой. Наш геральдический спутник выпрямился и повернулся.
Он снова оказался с нами лицом к лицу и изучал Ганелона слева от меня. Затем он рассмотрел мою руку. Он опустил голову и повторил клевательное движение, очень тихо каркнул — слабый булькающий звук поднял голову и медленно вытянул ее вперед. Он вильнул своим огромным хвостом, коснулся клювом моих пальцев, а затем повторил представление. Я осторожно положил ладонь ему на голову. Виляние усилилось, голова оставалась неподвижной. Я мягко почесал ему шею, и тогда он медленно повернул голову, словно наслаждаясь этим. Я убрал руку и отступил на шаг.
— По-моему, мы — друзья, — тихо прошептал я. — Теперь попробуй ты, Рэндом.
— Шутишь?
— Я уверен, что опасности нет. Попробуй.
— А что ты сделаешь, если окажется, что ты не прав?
— Извинюсь.
— Великолепно!
Он подошел и подал руку. Зверь остался дружелюбным.
— Ладно, — промолвил Рэндом, спустя некоторое время. Он все еще гладил ему шею. — И что же мы доказали?
— Что он сторожевой пес.
— Что же он сторожит?
— Очевидно, Лабиринт.
— Тогда, на первый взгляд, — заметил, отходя, Рэндом, — я бы сказал, что его работа оставляет желать лучшего.
Он показал на темный участок.