Хотел было Пуля наладить за ворота сопливого фрайера, но тот, войдя на кухню, вытер нос грязной тряпицей и едва заметно подмигнул. Дескать, не штормуй, дружан, не чиферить я пришел — по твою купленную душеньку наведался.
Предчувствие грядушей беды прошлось по сердцу парня, будто наждак по заржавелому металлу. Значит, не забыли его в «эскадроне», зря надеялся. И тут же боязнь и сомнения заглушил неожиданный вопрос: интересно, киллерам аванс дают или расплачиваются только после удачного покушения?
Получить бы аванс — справить матери новую обувку, отцу — теплую куртку. И себя не забыть. Можно сказать жених, а ходит по деревне общипанным гусаком. Ни приличного костюма, ни модной дубленки, ни цветастого галстука. Скоро даже Аннушка отвернется.
Пуля, успокаиваясь, походил по кухне, поправил занавеску на печи, переставил с места на место полысевший веник.
— Не штормуй, мать, не чифирить пришел, — вдруг развязно заговорил нежданный гостенек. — Была бы нужда погреться — недолго забрести в вашу церквушку, авось, не погнал бы батюшка. Заявился твоего сынка проведать. Вместях жрали баланду на зоне… Не узнаешь? — вторично подмигнул он Собкову.
— Почему не узнаю? — деланно удивился тот. — Сразу признал… Иди, мать, отдохни малость, а я с мужиком побазарю. Сосед по нарам.
Пожилая женщина окинула сыновьего дружка подозрительным взглядом, но перечить не стала. Выставила на чисто выскобленный стол чашки с блюдцами, споро нарезала хлебушек, достала из шкафчика масло, из печи — кастрюлю с неостывшим картофелем. Помедлила и, будто подстегнутая, взглядом сына, ушла в горницу.
Успевший малость отогреться мужик достал из внутреннего кармана бутылку водки, с призывным стуком водрузил ее в центр стола.
— Вздрогнем, дружан?
Пуля так и не научился пить алкогольное пойло — мутило его после первого же глотка, начинала зверски болеть голова. Поэтому подал гостю стакашек, себе налил ароматный чай.
Мужик осуждающе помотал лохматой башкой. Будто выматерился. Выпил и сразу же налил себе вторую дозу, потом — третюю.
— Мороз донял, — оправдывая алкогольную жадность, прохрипел он. — Кусучий он у вас до невозможности… Ништяк, отойду…
— Мне до фени твои подходы-отходы, — озлобленно прошипел Пуля. — Что нужно?
Гость не ответил на грубость грубостью. Пожевал теплую картофелину, сдобренную постным маслицем.
— Базар такой: Монах велел замочить директора продмага. Я наведу.
После получишь два куска баксов. Ствол со мной, отдам перед делом.
Новоявленный киллер не ощутил ни малейшего страха, наоборот, его воодушевила обещанная награда. Две тысячи, сколько это в переводе на родные рублики? Ого, громадная сумма, никогда ранее им невиданная! Можно прибарахлиться. Да и Аннушке подарить что-нибудь ценное. Сколько времени встречаются и — ни одного подарка.
Но смутные опасения все же остались. Ликвидация директора хилого магазина не вяжется с «высоким» предназначением «эскадрона смерти». Что-то здесь не так.
— Чем насолил Монаху дерьмовый торгаш?
— Усохни, сявка! — беззлобно прикрикнул мужик, выдавливая из опорожненной бутылки последние капли. — Наше дело — петушинное, сказано — сделано. Остальное Монах знает… Давай похаваем и отрубимся. Устал я, паря, зверски.
Пришлось кликнуть мать. Она тут же вошла. Будто сторожила за дверью. А может быть и сторожила! Боится старая как бы снова не окольцевали сынка, не уволокли его в преисподнюю, почему-то именуемую «зоной».
— Мать, человек останется ночевать. Надо накормить да постелить в боковушке. Намаялся мужик, добираясь на попутных, пусть отдохнет.
Верный расчет на жалостливость матери сработал. Не прошло и получаса, как посланец Монаха храпел на чистых простынях…
Утром, плотно позавтракав, он вежливо поблагодарил хозяев и ушел. Через три дня вернулся. Такой же озябший, с такими же соплями-сосульками. На свет Божий появилась нераспечатанная бутылка с водкой, в глазах — голодная туманость.
— Все готово, Пуля, — выглушив пару стаканов и заев их ломтиками мороженного сала, об"явил он. — Завтра в семь утра торгаш должен поехать в город. С ним — один охранник. Даже не охранник — кореш. Водитель — фрайер, не опасен. Придется замочить обоих — директора и его дружана… Не сдрейфишь? А то гляжу — с лица сбледнул.
— Я сбледнул? — изобразил гнев Александр. Ибо монаховец отгадал — сердце новобранца будто взбесилось: то бьет в набат, то замирает, в голове
— недавно покинутые тюремные нары, лагерная баланда и настороженные вертухаи. — Двоих, значит — двоих! Какой ствол?
Пуля с любовью погладил поданный ему старенькую «тэтушку». Достал обойму, высыпал на ладонь тупорылые патроны, оглядел. Вдвинул на место. Вопросительно поглядел на наводчика. Все сказано или еще что-нибудь добавит?
— На дело пойдем вместе, в случае чего — прикрою…
Утро выдалось ядренное. Мороз набрал обороты, ртуть в термометре подскочила к тридцати. Отцовская телогрейка и меховой треух оказались бессильными — ноги-руки закоченели, уши — вот-вот отвалятся. Но внутри — жар, будто туда насыпали тлеющих углей.
Возле двухэтажного дома стоит «москвич» с работаюшим двигателем. За рулем — немолодой мужчина в пыжиковой шапке и теплой куртке. Возле машины разговаривают двое.
— Вон тот, в дубленке — твой клиент, — шепнул наводчик. — Я перекрою улицу, появятся менты — отвлеку… Работай, паря!
Киллер медленно, будто прогуливается, двинулся к машине. Руки — в карманах. Любому понятно — замерзли, Правая лежит на рукоятке ТТ, указательный палец будто пристыл к спусковому крючку.
Видимо, внутреннее напряжение неопытного «эскадронца» сказалось на его внешности. Собеседник человека в дубленке резво обернулся и вдруг тычком ударил Пулю. С такой силой, что тот опрокинулся в сугроб и на мгновение потерял сознание. Лишь на мгновение. Лежа, выхватил пистолет и дважды выстрелил.
Оба клиента упали. Собков отбросил оружие и нырнул в проулок.
Как он добирался до автобусной остановки, как прятался в покривившемся от старости павильончике — не помнит. Одна мысль сверлила сознание: быстрей добраться домой, собрать вещи, уехать куда глаза глядят! В каждом человеке, даже в женщине, в пацаненке Пуле мерещились менты, в каждой проезжающей по дороге машине он видел милицейскую патрульку.
Автобуса долго не было… Полчаса… сорок минут… Господи, сломался он, что ли?
Не выдержав нервного напряженмя, когда даже ноги дрожат, воздуха в груди не хватает, киллер выбежал на обочину, поднял руку. Совсем забыл о пустом кармане — чем станет расплачиваться с водителем?
Слава Богу, подвернулся знакомый шофер на ЗИЛе, подобрал.
— Ты что, черта повстречал? Не лицо — маска. Будто — покойник.
— Приболел малость, — невнятно пробормотал киллер, силясь благодарно улыбнуться. — Сегодня же пойду к врачу…
Водитель больше ничем не интересовался. Болен мужик, ну и что такого, в нынешнее время многие болеют, ничего удивительного. Житуха наступила дерьмовая: денег не платят, жратва черт-те сколько стоит, одежонку не купишь. Поневоле заболеешь.
Добравшись домой, Пуля лихорадочно побросал в чемоданчик бельишко, мыло, бритву. Сборы немного успокоили парня. Куда он так торопится? Никто его не видел, оружия нет — несмотря на спешку, он даже успел вытереть тряпицей рукоятку пистоля. Появления ментов не предвидится, скорей всего к вечеру заявится представитель заказчика, принесет оговоренные два куска баксов.
Баксы? А он сбежит, фактически откажется от договорной платы за нелегкий труд! Нет, так делать — себя не уважать. Собков затолкал чемодан под кровать. Присел к замороженному окну. Протаял горячей ладонью пятно и принялся выглядывать посланца эскадрона.
В восемь вечера монаховец нарисовался.
— Подштаники сменил, дружан? — смешливо спросил он, вытирая сопливый нос. — Молоток! Все сделал, как надо… Погода — классная, мороз ослаб. Пойдем прогуляемся.
Вроде — пригласил, на самом деле — приказал. Почему-то не хотел базарить в доме. Странно, во время первого посещение не боялся, а сейчас…