Румо задумался.
— Укобах, Рибезель! — вдруг воскликнул он. — Позвольте представить вам двух моих друзей.
Укобах и Рибезель переглянулись. Кроме них и вольпертингера поблизости никого не было.
Румо выставил вперед меч. Пленники отпрянули.
— Не бойтесь! — Он указал на раздвоенный клинок. — Вот мои друзья. Это Гринцольд, а это Львиный Зев.
— Наоборот, — возразил Львиный Зев.
Укобах и Рибезель теснее прижались друг к другу. Может, вольпертингер и не злой, но, очевидно, чокнутый.
— Львиный Зев и Гринцольд, — продолжал Румо. — Позвольте представить: Укобах и Рибезель. — Румо размахивал мечом перед самым носом Укобаха и Рибезеля. Те отпрянули еще дальше.
— Очень приятно, — пискнул Львиный Зев.
— Прикончим их! — прохрипел Гринцольд.
— Они вас слышат, — объявил Румо пленникам, — а вот вы их не услышите. Только я их слышу. У себя в голове. Ясно?
— Конечно! — кивнул Укобах.
— У себя в голове! — поддакнул Рибезель.
— Мои друзья — опасные воины-демоны… очень жестокие, — добавил Румо.
— И вовсе нет! — возмутился Львиный Зев.
— Именно так! — рявкнул Гринцольд.
— Их мозги вплавлены в клинок. И они говорят со мной. — Приложив меч к уху, Румо задумчиво прислушался.
Укобах и Рибезель старательно закивали.
— Да, — протянул Румо. — Непредсказуемые ребята. Кровожадны. Беспощадны. Я во власти их чар. Делаю все, что они велят. Вот такое древнее… проклятье.
— Понимаем, — сказал Рибезель. — Проклятье.
— Так вот, будь моя воля, я бы сейчас же вас отпустил. Но я должен слушаться Гринцольда и Львиного Зева.
— Ну конечно!
— Разумеется!
Прижав меч к губам, Румо что-то пробормотал, затем поднес его к уху. Сделал вид, что внимательно слушает, и несколько раз кивнул. Затем опустил меч.
— Гринцольд и Львиный Зев велели мне заставить одного из вас сожрать другого, если не будете слушаться, — заявил Румо.
— Ничего подобного! — крикнул Львиный Зев.
— Хоть я такого и не говорил, — буркнул Гринцольд, — это в моем духе.
Румо пожал плечами:
— Очень жаль, но вам придется отвести меня в Бел. Проклятье, сами понимаете…
Укобах и Рибезель снова кивнули.
— Ладно, отведем тебя в Бел, — вздохнул Укобах. — Но какой смысл? У всех ворот стоят стражники, узнав в тебе вольпертингера, тебя тут же схватят. Чтобы выйти из города, нам пришлось подделать разрешение короля. Ты идешь на верную смерть. И нас за собой тянешь.
— Насчет этого не беспокойтесь. На месте что-нибудь придумаем, — заверил Румо своих спутников.
— Впрочем, — вступил вдруг Рибезель, — есть одна неохраняемая дорога в Бел.
— Вот как? — удивился Румо.
— Да. Можно пройти по канализации. Она приведет нас в самый центр Бела. Прямо в Театр красивой смерти.
— Отлично! — обрадовался Румо. — Как только проведете меня по канализации в театр, я вас отпущу.
Укобах бросил на Рибезеля испепеляющий взгляд.
— Не смотри на меня так! — сказал тот. — Что мне оставалось? Сам видел, как он меня пытал.
Укобах не всегда играл в жизни Рибезеля главную роль. Между рождением и поступлением на службу к Укобаху Рибезель прожил довольно незаурядную для гомункула жизнь.
Появившись из материнского супа, Рибезель, как и все гомункулы, рожденные в алхимическом зелье, чувствовал себя очень странно. Оно и немудрено: попробуй-ка появиться на свет уже взрослым. Гомункулам приходилось нелегко.
Суп кипел, части тел самых разных существ соединялись вместе, и вот новый гомункул готов. Его не учат ходить, не кормят молоком, у него не режутся зубы — со всем приходится разбираться самому. Первым уроком обыкновенно становился пинок под зад, которым какой-нибудь неотесанный солдафон сталкивал с платформы новоиспеченного бесправного гражданина. Не избежал этого и Рибезель. Получив сильный толчок, он скатился с платформы прямиком в сутолоку городской жизни. Новых граждан Бела тут же осматривали, прикидывая, на что те годятся.
Грубые лапы схватили Рибезеля, стали вертеть и ощупывать. Со всех сторон его пихали беляне, солдаты и другие гомункулы. После осмотра новорожденных рабов им поручали те или иные обязанности. Тут решалась их судьба.
— Клешни, глаза навыкат, дышит жабрами — может работать под водой. Пусть чистит тоннели! В канализацию его! — объявил чей-то голос, но Рибезель не понял ни слова, ведь учиться говорить гомункулам тоже предстояло самостоятельно. Рибезеля отвели в городскую канализацию.