— Опабинийскую мембрану.
— Иохойский холмик.
— Айсгеаийский эпиксель.
— И одонтагрифское жерло.
— Понятно. Чтобы подключить инструменты?
— Верно. Ауратические инструменты исчезнувших крох. Самые маленькие и самые действенные хирургические инструменты из всех, что когда-либо существовали.
— И что будет потом?
— Сперва нужно найти контакты. Это довольно трудно. Они еще меньше, чем мы.
— Можешь себе такое представить?
— Нет, не можешь.
Смейк вздохнул.
— Если найдем — а это еще не факт, — сможем подключить ауратическое оборудование. И вот тогда — держи кулаки!
— А теперь можешь еще немного помурлыкать.
— С удовольствием! А что, кончается энергия?
— Нет.
— Нужно, чтобы ты заткнулся.
— Мы не можем сосредоточиться.
Театр заметно опустел. Зрители все еще метались в панике на трибунах, но кто-то, очевидно, отдал приказ солдатам заняться эвакуацией театра.
Рольф и Урс вернулись на арену к Румо и Ушану, к ним присоединились Олек Дюнн, Тсако Красенбор и Биала Бухтинг. Стали обдумывать план действий.
— Рано или поздно трибуны опустеют, — заметил Ушан Делукка. — Им останется только запереть ворота, и железные болваны изрешетят нас стрелами. Пора выбираться.
Олек Дюнн стрелял из пращи по солдатам на зрительских трибунах.
— Надо пробраться на ярус медных болванов, — сказал он в промежутке между бросками. — Прикончим их — выиграем войну.
— Их не прикончишь, — возразил Урс. — Они медные. Это самоубийство.
Вдруг по театру разнесся вопль, еще более отчаянный и исполненный ужаса, чем крики зрителей на трибунах.
На арену выбежал Укобах, размахивая руками.
— На помощь! — вопил он. — Румо, помоги!
Вольпертингеры, солдаты, медные болваны — все замерли на месте. Следом за Укобахом из ворот, привлекая к себе всеобщее внимание, выскочило красное чудовище на длинных лапах.
Гигантский паук остановился и огляделся. Затем завертелся на месте, перебирая всеми восемью лапами и размахивая крыльями.
Укобах, задыхаясь, приблизился к Румо и его друзьям.
— Это Укобах. Он помог вас освободить, — представил его Румо.
— Очень рад, — учтиво поклонился Ушан. — Но скажи-ка, Укобах, кого это ты с собой притащил? — И он небрежно указал шпагой на чудовище, капавшее слюной.
— Это паук, — отвечал Укобах, прячась за спиной Румо. — Гигантский крылатый паук. Понятия не имею, что за идиот его выпустил!
Рибезель во главе маленького отряда пожилых, но решительно настроенных вольпертингеров шагал к Театру красивой смерти. На ближайшем перекрестке путь им неожиданно преградила целая армия.
Таких громадин Рибезель в Беле еще не встречал. С головы до ног закутаны в черные плащи, на головах — огромные капюшоны. Вооружены кто гигантским топором, кто мечом, кто дубиной. От нескольких сотен воинов несло гнилью, будто из открытого гроба. Вольпертингеры и Рибезель приготовились к бою.
Главарь странных воинов, исполин с гигантской косой, поднял руку и прогремел:
— Эй, дворняги! Вы вольпертингеры? Тогда вы наверняка знаете, где найти этого болвана Румо!
— Вы ищете Румо? — бургомистр выступил вперед, крепко сжимая рукоятку меча. — Зачем он вам?
— Хотим ему помочь, — пробурчал черный великан. — Могу себе представить, в какие переделки он вляпался.
Рибезель шагнул к бургомистру.
— Мы тоже идем на помощь Румо. А вы кто такие?
— Мертвые йети, — буркнул исполин и откинул капюшон, обнажив черный череп.
Рибезель и вольпертингеры отшатнулись.
— Не бойтесь, — успокоил их черный исполин. — Мы не такие уж мертвые, как на первый взгляд. Меня зовут Шторр. Шторр-жнец. Мне кое-что пришло в голову, и вот я здесь.
— И что же пришло тебе в голову, а, Шторр-жнец? — поинтересовался бургомистр.
— Тебя это не касается, — отрезал Шторр. — Это я скажу только Румо. Ну так что, знаете, где он?
— А вы умеете драться? — спросил Рибезель.
Шторр обернулся к своим воинам:
— Что скажете, ребята? Умеем мы драться?
— Нет! — выкрикнул кто-то из задних рядов.
Гнев вытеснил боль, шум битвы заглушил скорбь. Хаос, воцарившийся в Беле, сыграл генералу на руку. Чем ближе к Театру красивой смерти, тем чаще навстречу ему попадались раненые беляне и солдаты, бежавшие с громким криком. Но Тиктаку все равно: пусть Бел горит ярким пламенем, Гаунаб сожрет Фрифтара, а весь подземный мир рассыплется в прах. Чужие страдания отвлекали его от собственных.