Что это за чудо — на самом переднем крае, точнее, на нейтральной полосе, если таковая вообще существует, вдруг такой мирный уголок? Не снится ли мне, не чудится? По-хозяйски оглядев бочки, Бутенко выбрал одну из них, легко вынул пробку — видать, не в первый раз — и опустил в отверстие шланг. Вино потекло в канистру. Спокойствие и уверенность старого солдата передались нам, и я, как бы освободившись от чувства опасности, глубоко вдохнул терпкий пьянящий воздух. Ну не сказка ли это?
За бочками кто-то снова ворохнулся, и в тусклом отблеске бутенковского фонаря показалась удаляющаяся фигура немца, он шагал не спеша и даже — или это показалось? — прощально махнул нам рукой. Да, очевидно, солдаты двух воюющих армий, обнаружив винные подвалы, по негласному уговору невозбранно посещали их. Что еще подумать? Не собирали же они мирную конференцию?
— Вы что, договорились с фрицами? — все-таки сомневаясь, спросил я Бутенко.
— Ни… А так, без разговоров, ихний махнул рукой, наш ответил — и полный порядок. Вина-то всем хватит…
Возвращаясь на свою огневую позицию, я отметил, что передний край как-то притих, разве что раздавались с той и другой стороны редкие, словно ленивые выстрелы. На нашей батарее тоже прознали про подземные клады, и в артиллерийских расчетах появились котелки, ведра и канистры, наполненные вином. О подвалах заговорили не только в полку, но даже в корпусе и армии, рассказы ширились, и при этом размеры подвалов увеличивались: то они простирались на километр, то на три, однажды услышал, что даже на шестнадцать, а принадлежат они якобы самому румынскому королю… Да уж, нет предела солдатской фантазии.
Движение с двух сторон усиливалось, про шла еще пара дней, и не только пехотинцы, танкисты и пушкари, но и ближние тыловики по тянулись в манящим складам. Очевидно, то же самое происходило и с немецкой стороны.
Беспорядочные перемещения противников становились опасными, кое-где возникали короткие стычки, и в самом подземелье загремели выстрелы, но и суток не прошло, как они сменились тишиной и спокойствием.
Что же произошло? Василий Никифоров, совершив очередную вылазку в подвалы, рассказал, что у прохода нашей стороны помещено объявление, которое определяет порядок пользования винным довольствием. На дощечке написано на двух языках: «Русские — с 22.00 до 2.00, немцы — с 2.00 до 6.00». И якобы такие же оповещения имеются у других входов в подземелье. Пошли разные слухи: одни говорили, что придумала и написала такое объявление переводчица разведотдела штаба корпуса, веселая и озорная девушка-лейтенант, другие считали, что их автором является служащий в нашем полку ефрейтор Фридрих, поволжский немец, записанный по матери русским. Кто знает… Пожалуй, такую нехитрую фразу мог сочинить любой красноармеец, освоивший несколько немецких слов, а возможно, и немец, нахватавшийся русских. В нашей батарее бойцы отметили, что объявление это составлено обдуманно, время для посещения богатейших складов выбрано наиболее благоприятное для обеих сторон — вечером, ночью и ранним утром, день как наиболее опасный и от неприятеля, и от своего начальства исключался. И немцам, и русским отводилось одинаковое время — четыре часа, поровну, без обид.
Прошло еще некоторое время, и неожиданно на нейтралке раздались глухие взрывы. Стало известно, что возмущенный тайным и недопустимым братанием с противником и постоянными винными возлияниями, командующий нашей армией приказал уничтожить дразнящие личный состав соблазны. Были отряжены саперы, которые и подорвали бочки с выдержанным румынским вином. «Ну вот, кажется, и закончились тайные походы, наступил сухой закон», — так я подумал. Но оказалось, что зря, недооценил солдатскую смекалку и находчивость, как русскую, так и немецкую.
Не прошло и трех часов как умолкли подземные взрывы, и у старшины батареи я увидел пяток котелков, наполненных янтарным вином.
— Откуда? — спросил строго.
— Да все оттуда же, — признался он. — Никифоров с ребятами принесли.
— Там же все взорвали?
— Так точно… Только оно-то самое не взрывается.
Вышло так, что десятки, а может, сотни бочек разлетелись на куски, а вино разлилось по утрамбованному за многие годы глинистому грунту. И потекла по подвалам винная река, а представители воюющих армий быстро оценили обстановку и приняли решение. При этом еще одну неоценимую службу сослужила солдатская шинель. Известно, что она перина, и подушка, и одеяло, и одежда, и скатерть-самобранка, а тут ее приспособили в качестве фильтра. Одним котелком зачерпнут вино из потока и через полу шинели бережно перельют, процедят в другой. Попробуют — подходящее вполне. И снова в означенное время потянулись с двух сторон к приманчивым подвалам бойцы.