Тихо опустившись рядом с ней на колени, Идун с жалостью и некоторым удивлением думала о загадочной стойкости людей. Такие хрупкие создания, думала она, так мало живут, но могут вынести море страданий. И даже удар, способный уничтожить богиню, не сумел погасить жизнь в этой женщине. О да, она умирала, но все же в ней теплилась искра. Когда Целительница коснулась лица Этельберты, ее веки слегка дрогнули.
Где-то невдалеке продолжали спорить остальные ваны. Предмет их спора не интересовал Идун. Слишком многие слишком сильно расстраиваются, и чаще всего по пустякам. Только смерть не банальна. Она заметила проблеск смерти в туманных глазах Этель и задумалась, стоит ли ей мешать. Женщина страдала и мучилась. Очень скоро она упокоится с миром. И все же она сражалась со смертью каждой клеточкой своего существа — Идун чувствовала это совершенно ясно.
Этельберта всегда была пассивной, покорной женой, доброй дочерью, скромной и неприметной всю свою жизнь. Подобные женщины при встрече со смертью смиряются без борьбы. Но в дочери Оуэна Гудчайлда звенела сталь. Она хотела жить — и поэтому Идун открыла коробочку, подвешенную на талии, и достала маленький ломтик сушеного фрукта. Он был не больше ногтя ее мизинца, но являлся пищей богов. Идун положила его под язык Этельберты и стала ждать.
Прошла минута. Возможно, слишком поздно, подумала Идун. Даже яблоки юности не спасут женщину, если душа успела перейти во владения Хель. Она осторожно перевернула Этельберту на бок, убрала мягкие темные волосы с лица. Конечно, это было некрасивое лицо, и все же смерть наделила его особым достоинством, почти королевским спокойствием.
— Прости, — пробормотала Идун. — Я пыталась тебя спасти.
И в этот самый миг умирающая открыла глаза. Ее цвета воспрянули к жизни, осенне-коричневый вспыхнул тыквенно-оранжевым. Этельберта вскочила с распущенными волосами и рдеющими щеками и звенящим голосом обратилась к Фрейе:
— Немедленно верни мне платье, дамочка!
Один сбежал, как только его встреча с ванами пошла наперекосяк. Холм Красной Лошади был ближайшим убежищем. Обогнув Адама и спящих охранников, он нырнул туда на четверть часа раньше Охотницы и пастора, но в спешке забыл проверить дорогу и налетел прямо на одну из ловушек Скади.
В любое другое время он бы ее заметил: тонкая ленточка, натянутая поперек устья тоннеля, готовая рывком захлопнуться на любом, кто попытается пройти. Он не разглядел, и примитивная, но заряженная Хагал ловушка ударила его прямо в лицо. Один мгновенно вырубился.
Придя в себя через несколько секунд, он обнаружил вокруг темноту. Одноглазый бросил Сол, чтобы осветить путь, но ни искорки не вспыхнуло на кончиках его пальцев, и даже самого тусклого освещения не исходило от каменных стен тоннеля. Дело не в истощении чар, подумал он. В нем все еще было довольно силы. Лишь попробовав руну Беркана, Один неохотно признал истину. Ловушка Скади была настроена не просто на то, чтобы ранить или убить.
Он ослеп.
Один поспешно обдумывал, что делать. Разумеется, здесь он оставаться не может. Он не видел исхода схватки в пасторском доме, но догадывался, что Охотница пустится по его следу. Ему пришлось поверить, что Локи сбежал. Мэдди, которая могла ему помочь, пропала. Шепчущий потерялся. Совершенно очевидно было, что о каких-либо дальнейших контактах с ванами не могло быть и речи, по крайней мере пока его зрение не вернется.
Если оно вернется.
А пока ему надо убираться. Волчица-Скади способна отыскать его, и теперь самое главное — сбить ее со следа.
Рубашка Одина еще была пропитана кровью от арбалетного выстрела Джеда Смита. Он осторожно снял ее и, волоча за собой, ощупью побрел по тоннелю, пока не наткнулся на узкий перекресток. Затем он немного протащил рубашку по левому проходу, где и оставил, засунув под камень. Вернувшись по своим следам, Один отправился в правый рукав, отсчитал тридцать шагов, бросил руну Хагал в потолок, достаточно сильно, чтобы тот частично обрушился, и изо всех сил рванул по коридору.
Слепой, он спотыкался и падал, к счастью, далеко от обломков потолка. Он надеялся, что обвал завалил тоннель: едкая пыль повисла в воздухе, и если его хитрость сработала, то по меньшей мере она задержит Охотницу, а в лучшем случае пошлет по ложному следу и Один тем временем найдет убежище под холмом. Но все равно она бы догнала его, если бы не подчинилась инстинкту передохнуть и подкрепиться, благодаря чему потеряла драгоценные минуты. Когда Скади вошла в холм, след уже расплылся, и настоящая добыча сбежала.
Одину пришлось стать крайне изобретательным. Он был слеп, но не беспомощен и, мчась к Стронду, заново открывал в себе силы, которые не использовал веками. Препятствий в тоннеле не было, редкие камешки, валявшиеся на земле, легко отбрасывались в сторону, к тому же он помогал себе посохом, стуча им сперва по одной стене, потом по другой, ощупывая дорогу впереди, чтобы не споткнуться и не налететь на что-нибудь.
Один обнаружил, что может почувствовать, где коридор разветвляется. По движению воздуха — его температуре, влажности или сухости, свежести или затхлости — может угадать, какое направление выбрать, какой коридор ведет вверх, какой вниз, какой проходит мимо воды, а какой является тупиком.
Ощупывание камня подушечками пальцев оказалось не менее плодотворным. Влажная, пористая скала означала хороший запас воздуха, гладкая, хорошо отполированная скала предполагала нахоженную дорогу. Кучки пыли на земле, распределение каменного мусора, стук посоха по полой стене — все это говорило Одину о вещах, отнюдь не очевидных для существа, привыкшего полагаться исключительно на свое зрение. По крайней мере, в этих коридорах он оказался не так уж и беспомощен.
К тому же есть еще истинное зрение. Травма единственного глаза не повредила его внутреннего зрения, и при помощи Берканы Один по-прежнему различал цвета, следы магии и приглушенный свет, который свидетельствовал о наличии жизни.
Таким образом, и довольно случайно, Один обнаружил след Шепчущего. Он достиг сердцевины холма Красной Лошади примерно в то же время, когда Локи и Мэдди переходили Стронд, но не нашел там признаков их недавнего пребывания. Когда же он добрался до центральной расщелины через один из ведущих вниз тоннелей, то истинным зрением увидел едва заметное мерцание и встал таким образом на след Шепчущего.
Один почувствовал, что кто-то пытался стереть след. Но подпись Шепчущего была слишком сильной и местами затмевала заклятия, то здесь, то там выплескиваясь вдоль коридора. Вот к ней присоединилась бледная подпись знакомого фиолетового цвета. В другой раз рядом вспыхнул яркий обрывок, несомненно принадлежащий Мэдди. Один видел, что они передвигаются быстро. И направляются прямо в Мир мертвых.
Но зачем они так рискуют? Хель не пылает любовью к Локи — вообще-то она с радостью убила бы его или, еще лучше, отправила бы в Нижний мир, где Сурт-Разрушитель по-прежнему держит асов в плену и очень хочет узнать, как именно один из его пленников сумел сбежать.
«Разве что Локи есть что предложить, — думал Один. — Возможно, оружие? Чары?»
Он мрачно усмехнулся в темноте. Разумеется. Он не единственный, кто жаждет раздобыть Шепчущего. Конечно, Хель не будет особого проку от подобных чар, но за миром Хель, где установлено равновесие, в Нижнем мире или даже за ним…
Один на мгновение остановился. Неужели это и есть цель Локи? Использовать Шепчущего как инструмент для переговоров — не с асами, не с ванами и даже не с Орденом, а с самими владыками Хаоса?