— Тому предвестий есть немало. Допрежь всего так Ипат бает, а он в этих делах гораздо сведущ. Да и без Ипата видать, что великий князь день ото дня слабнет. Знать, и сам он свою близкую кончину чует, коли ночью призывал сына и наставлял его на княжение.
— Отколь тебе ведомо, что наставлял? Мало ли о чем отец с сыном могут гутарить?
— Нет, Тит Мстиславич, тут ничего иного быть не могло: старый князь, допрежь чем призвать Василея, велел принести к себе из крестовой палаты ларец с духовной грамотой покойного государя Мстислава Михайловича. И тот ларец я у него в опочивальне, на столе, своими глазами видел. Стало быть, ясно, что разговор у них был о наследии.
— Да, пожалуй, что так, — не меняя позы, вставил Андрей Мстиславич. — И по той духовной грамоте родителя нашего, царствие ему небесное, на большое княжение надлежит теперь вступить Василею Пантелеичу, коему мы крест целовать должны и чтить его отца вместо.
— Ужель так и сказано в духовной деда? — подавшись вперед, спросил княжич Святослав.
— Так и сказано. И еще добавлено, что ежели кто из князей земли Карачевской с тем не согласится и схочет выйти из-под руки Василея, — так он того князя казнить волен.
— Стало быть, нет у нас иного пути, кроме как под Васькину руку, — с тоской и яростью сказал князь Тит.
Последовало длительное молчание. Шестак натужно дышал, у Святослава Титовича на крепко сжатых скулах перекатывались тугие желваки, князь Тит нервно барабанил по столу концами пальцев. Только Андрей Мстиславич сохранял полное спокойствие и даже как будто улыбался слегка в свою холеную бороду.
— Ужели же вы, князья Мстиславичи, потерпите такую поруху чести вашей и старшинству? — промолвил наконец Шестак.
— Такова отцова воля, — отозвался Тит Мстиславич.
— Не могло быть на такое его воли! — крикнул Шестак. — Ведь когда преставился он, Василея еще и на свете не было! Откуда мог знать князь Мстислав Михайлович, как дело-то обернется? Ужели мыслите вы, что схотел бы он родных сынов своих отдать на глумление какому-то мальчишке? Не мог он того желать!
— Что пользы о том гадать, коли имеется написанная им духовная грамота, в коей точно указан порядок наследованья? И ежели всем ведомо, что после брата Пантелеймона княжить в Карачеве надлежит сыну его Василею?
— Не знаю, кому оно ведомо, — не унимался Шестак, — а только мыслю я, что воля покойного князя Мстислава Михайловича со смертью его окончилась. Не мог он ведать грядущего, а потому и волю свою на него простирать не вправе. Дела нынешние живым надлежит решать, а не мертвым!
— Тебе хорошо языком трепать, боярин, — сказал князь Тит, — а родитель наш вечному проклятию предает того из потомков своих, кто волю его порушит.
— То пустое, Тит Мстиславич! Не ведал ведь он, как жизнь-то сложится, когда такое писал. А ныне не проклянет, а благословит он с небес того, кто землю нашу родную спасет от Васькиной лихости!
Снова последовало продолжительное молчание.
— Ну, пускай бы даже мы почали оспаривать у Василея большое княжение, — вымолвил наконец Тит Мстиславич, — так ведь он с этой духовной отправится в Орду, и великий хан, без сумнения, укрепит его право. А нам эта тяжба головы может стоить. Сами ведаете, каков есть хан Узбек: коли сочтет нас виновными, выдаст Василею головой либо сам казнит.
— То истина, ежели Василей сможет показать ему духовную нашего родителя, — небрежно заметил князь Андрей.
— А почто не показать, коли она в его руках?
— Ну а вдруг она затеряется? Без нее-то дело о наследии зело спорное. И кто еще знает, на чью сторону станет царь Узбек.
— Вестимо, не на Василёву! — оживился Шестак. — Ведь ты, Тит Мстиславич, с ханом хорош. И коли заявишь свои права на карачевский стол, он тебе, а не кому иному ярлык даст! О Василее же он ежели чего и слышал, то лишь недоброе, от брянского князя. Да той худой его славе мы еще и от себя пособить сумеем.
— Хан ко мне милостив, — медленно сказал князь Тит, перед которым вдруг развернулись новые, его самого поразившие возможности. — Да вот только…
— Ну, чего ты еще нашел, Тит Мстиславич? — с жаром перебил Шестак. — Даст он тебе ярлык на большое княжение, как свят Господь, даст! А на Руси ханское слово все споры решает.
— Так-то оно так. Да ведь духовная все же в руках у Василея.
— То и лучше, что в его руках, — многозначительно промолвил Андрей Мстиславич. — Человек он молодой, в таких делах небрежительный… Сунет ее куда-нибудь, а после и сам не сыщет.
— Ну, это бабушка надвое гадала, — усомнился князь Тит, — а такое дело, какое мы затеваем, на авось негоже начинать.