Проскрипев зубами Князь смолк, бегло бросил свирепый взгляд на Данилу, тяжелое дыхание его набрало полную грудь воздуха, он выдохнул часть его и продолжил:
– Я ведь не всегда был Князем земель сих… Некогда, царствование мое окутывало почти всю планету. Весь мир лежал под подошвой моей. Гнева моего боясь содрогались, а имя мое ежедневно шептали да громко кричали с надеждой в сердцах! Тело я свое отдал на растерзание варварам. К страшной казни приговорен был. Три дня и три ночи в мучениях умирал я, дабы свет благодати пролить, челяди этой безродной – людям. Ибо есть великий сын я, всемогущего…
Запыхавшись, Князь остановился. Ноздри его раздулись, выпуская вперед струи пара; мясистые жилы проступили на висках, лбе да шее его; глазные зарницы налились алой кровью. Однако спустя минуту, в одночасье все миновало, он успокоился и прежним мягким голосом молвил:
– Кстати о предложении моем… Хочу вручить тебе ключи от сего кабинета, сделать тебя начальником Главного Управления, наделить безграничными полномочиями и властью над землями сими. Ибо известно мне о тебе многое и хотел бы я чтоб твои добродетели, послужили на благо людское.
И вновь воцарилась неизгладимая тишь и лишь спустя бесконечную минуту времени, Князь спросил:
– Так как, принимаешь мое предложение?!
Данила замялся: ладони вспотели, волосы вздыбились, дыхание его участилось.
– Понимаю тебя… понимаю, -по доброму улыбнулся Князь. -Не каждый день такое на голову сваливается… да и редко кому такое предлагают. Власть-то она вещь опасная, не каждый с ней справиться, множество соблазнов несет она. Того я и выбрал тебя Даниил, как человека исключительной доблести да светлых порывов, человека способного понять мои ценности, разделить мои идеалы да привнести в сей мир свою благодетель. Я тебя не гоню, сейчас отвечать мне не надо, ты взвесь все, подумай спокойно, а в понедельник дай ответ мне.
С пол-минуты Данила размышлял, а после спросил:
– А как же Зельц?
– Казнил я его, -абсолютно спокойно, без доли эмоций молвил Князь.
– Казнили…
– Ну да, вот буквально перед твоим приходом голову ему и отрезали, как псу шелудивому, чтоб патронов не тратить.
Князь посмотрел на Данилу, по доброму ему улыбнулся и продолжил:
– Воровал он много, как лиса с курятника, да ещё и притон здесь устроил, на рабочем-то месте… В целом он дела плохо вел: народ недоволен, волнения идут, к бунту почти нас подвел. А все сие из-за жадности. Алчность поглотила его… алчность.
Князь вновь взглянул на Данилу, по доброму улыбнулся и молвил:
– Но ты не переживай Даниил, тебе сие не грозит, ты человек совсем другого склада ума, честный да совесть имеешь, что теперь большой редкостью есть.
Князь вновь смолк, с пол-минуты он смотрел за окно, потом развернулся, прихрамывая подошел к столу и вальяжно опустился на стул.
Данила совершенно не был знаком с этим самым Зельцем, хотя слыхал о его неуемной жадности. И сейчас, когда он узнал о безвременной кончине того, ему почему-то совершенно не было жалко этого человека, скорее наоборот. Кончики губ его сплелись короткой улыбкой.
«Буквально на чуть-чуть не успел с этим самым Зельцем познакомиться, но ведь действительно, слухи о нем ходили разные и весьма нехорошие. Однако же человек был, теперь его нет, а я как-бы и радуюсь… Может из-за предложения радость моя, из-за должности, из-за места… Неправильно это все… ох как неправильно. Однако же сколько можно всего изменить, исправить в лучшую сторону, наладить все можно, сделать мир этот лучше, чище, светлее… избежать грядущих волнений, предотвратить революцию, кровопролитие, смерти… В чем-то да прав старик сумасшедший, в чем-то прав Князь.»