– Батюшки родные! -замотал головой извозчик, после смолк ненадолго, а потом достал свою трубку, вновь закурил и продолжил речь свою с возрастающим недовольством: -Да и правильно-то сделали, все правильно!.. Давно уже пора настала прекратить это, давно. Да была бы воля моя, да я бы его сам вздернул, прям на площади многолюдной, чтоб другим-то не повадно красть было! Чтоб недельку-то его тело там повисело, чтоб увидел народ, что с изменниками-то бывает… А кто же он как не изменник родины-то, предатель Княжества нашего, ведь у народа-то воровал – глист скользкий. Если же по сути разобраться-то, это выходит, что он руку свою мерзкую в каждый карман запускал и в ваш барин и в мой-то! Ах паразит какой, гнида проклятая, глист, клещ, червь!.. Да его и казнить-то мало…
Машина мчалась вперед, не замечая ничего впереди: ямы, дорожные знаки, горящие светофоры, все оставалось поза вниманием извозчика. Сонечка забралась с ногами на диван, обняла их руками и еле слышно всхлипывала. Яков что есть силы давил на педаль и брызгая слюной продолжал свою речь:
– Я бы, да будь моя воля… все его семейство к стене поставил, голову бы отрубил каждому, а ещё лучше отрезал бы их! Да делал бы это все основательно, не спеша, чтоб прочувствовали каждый момент, чтоб каждый рубль украденный вспомнился… И так всех бы, вплоть до детей малолетних! Каждого бы… -продолжал сатанеть извозчик, кровь залила глаза его, пальцы злобно врезались в руль, а жилы на шее вздыбились обернувшись стальными канатами. -Да там-то всех арестовывать надо, есть там кому приговор выносить, каждый-то чиновник в творящемся виноват, всех казнить надобно, всех! Они-то сытые свиньи с жира бесятся, а здесь концы с концами свести пытаешься, на булку хлеба собираешь, чтоб детям что поесть было… Ух! А стоит-то до них обратиться, так последнее отобрать хотят, никакого стыда не имеют! Всех этих чинуш казнить надобно, всю эту клику поганую, да вместе с семьями ихними головы всем-то и отрезать, детям, женам, родителям!.. Да отрезать это ещё гуманно, лучше сжечь тараканов сих… а ещё лучше живьем закопать-то, живьем в землю матушку! Да непременно под корень-то всех, с детьми малыми!
– Ну это ты уже слишком Яков, -вмешался Данила, -слишком жестоко все это… зачем же детей-то?
– А чтоб не плодились-то больше ублюдки подобные! Руки вороватые отсечь по плечо и им же скормить их конечности… Да они с жадности все проглотят, свои же косточки облобызают, ничем не побрезгуют!
– Успокойся Яков, успокойся…
– Ну ничего, Князь-то наш во всем разберется, во всем!
Глубоко вздохнув, Яков смолк. Машина сбавила скорость. Водитель достал из кармана леденец, распечатал шелестящую этикетку и дрожащими пальцами положил Русь себе в рот. И в тот же момент, дыхание его стало спокойным, руки перестали дрожать, а на лице растянулась добрая, слегка придурковатая улыбка. Впереди загорелся красный свет светофора, автомобиль притормозил и остановился пред зеброй пешеходного перехода. На бордюре стояла дама с ярко-красной коляской, такой, в которой возят совсем уж малых детей, грудничков; она несколько раз посмотрела по сторонам, коляска с ребенком осторожно съехала на дорогу и продолжая оглядываться, молодая мамаша засеменила ногами. Чуть далее, в квартале спереди, шагало три черных полицейских фигуры. Более никого на улице не было.
Остаток пути они преодолели в абсолютном безмолвии. Когда такси остановилось у нужного подъезда, Данила дал сверх положенного, достал из кармана завалявшуюся там карамельку и протянул «Русь» Якову.
– Ой, да что вы барин… -начал рассыпаться в благодарности водитель. Да что вы, у меня-то ещё есть в закромах… осталось запасов-то на пару дней ещё, но все равно спасибо огромное, спасибо!.. Оно-то ведь как, в жизни этой: возвращается добро, возвращается!.. Всегда назад бумеранг прилетает, всегда… Я угощал, а сейчас вот и на меня благодать снизошла… Спасибо вам барин, спасибо! -Яков взял конфету, спрятал её в бардачок и благодарно поклонился Даниле.
– Не усердствовал бы ты с конфетками этими, -сказал Данила.
– Да я-то не из этих… я-то так, две-три в день, дабы работалось лучше.
– Ну бывай тогда Яков.
Данила вышел на улицу, помог выбраться Соне, молча кивнул водителю и захлопнул тяжелые двери. Машина развернулась и тут же скрылась в той самой арке, через которую они заезжали.
Землю застилал желтый ковер, в воздухе витала неизгладимая тишь и осенняя свежесть, а в самом центре двора, стоял точно такой же старенький Форд, только время нещадно поиздевалось на ним: спущенные колеса, ржавый кузов, всего одна передняя фара, стекла напрочь отсутствовали, а из дыры лобового произрастал молоденький ствол березки.