Солнце начало меркнуть.
Полицейская тройка уселась пред входом и молча стала ждать свой заказ. Глаза их медленно скользили по людям, выражая лишь пренебрежение, какое обычно возникает у заботливых домохозяек к жирным коричневым прусакам. Два, злобных, полицейских зрачка остановились возле него, снизу вверх прошлись по стене с картинами, потом быстро перескочили на его столик и как-то изучающе застыли в одной точке, прямо на нем, следом медленно поднялись выше и назойливо пристали к глазам его. Мурашки прошлись по затылку, дыхание замерло, но вовсе не от страха, а от брошенного ему вызова, он вновь увидел себя со стороны, словно откуда-то сверху из дальнего угла комнаты и теперь, он был как бы в двух местах одновременно; не желая уступать сей дуэль: он якобы в недоумении посмотрел вокруг, надменно ухмыльнулся в сторону полицейского, после, демонстративно сощурил глаза, приняв брошенный ему вызов. Губы полицейского сомкнулись сильнее, скрипнули зубы, вены на шее раздулись, рука яростно сжала воздух и темная фигура хотела было встать уже, но едва она приподнялась, как тут же села обратно, на место; с пол-минуты полицейский нервно моргал смотря все туда же, в угол, где сидел его оппонент, на неприступный взгляд его да властную злую ухмылку, а потом, буквально в следующий миг, он как бы испугался чего-то и начал вертеть головой, прятать взгляд свой, мысли его неслись прочь отсюда, старались укрыться под столиком, забиться в самый дальний угол поросший толстыми слоями паутины. Паника эта, продолжалась до тех пор, пока пред столиком их не возник бармен с подносом, он отвлек их внимание, учтиво улыбнулся им, поставил кофе на стол, что-то молвил в их адрес, постарался вновь улыбнуться, но вышло уж совсем не правдиво и поклонившись он удалился. Одновременно, черногривая тройка, подняла чашки и начала пить принесенный им кофе: глоток за глотком, абсолютно синхронно, как марионетки на подмостках кукольного театра.
Солнечный день обернулся в серые сумерки.
Когда последний глоток провалился в нутро полицейских, они грузно поднялись и двинулись куда-то вперед, в чащу зала. Однако дойдя к его центру, вся троица остановилась, с пол-минуты помялась на месте, потом оглянулась по сторонам, будто все было здесь как впервой, по лбам их начали стекать струи вязкого пота, движения стали рваными да нелепыми, рты жадно пытались проглотить капли воздуха, глазные яблоки вылазить из орбит своих, со рта стала тянуться густая слюна, они было попытались расстегнуть воротники, но пальцы совсем их не слушали и незримый палач продолжил их казнь; они попытались присесть, но не вышло, голову обхватили руками и начали было кричать, но вместо мольбы, со рта пошла пена. Три тела рухнули на пол, ещё минуту их сотрясали конвульсии и лишь когда бледная синева покрыла их лица, все завершилось.
«Свобода, единство, право! Свобода, единство, право…» -восторженные крики разнеслись со всех концов бара.
Бармен выскочил из-за стойки, подбежал к серебряной шкатулке, открыл её, достал длинный ключ, им открыл стоящий снизу сейф и извлек из него портативную аккумулятивную пушка. Все посетители поднялись со своих мест и ринулись к сейфу с оружием. Образовалась очередь. «Свобода, единство, право! Свобода, единство, право…» Бармен достал из сейфа ещё одну аккумулятивную пушку, передал её первому стоящему в очереди, а следом стал доставать старое доброе огнестрельное оружие, музейные экспонаты были весьма старые и местами покрыты ржавчиной. «Свобода, единство, право! Свобода, единство, право…» Когда автоматы закончились, бармен помчался в подсобное помещение и приволок оттуда сабли, лезвия которых блестели да жаждали крови. «Свобода, единство, право! Свобода, единство, право…» Когда разобрали сабли, бармен вновь нырнул в подсобку и на этот раз принес топоры, обычные хозяйственные топоры. «Свобода, единство, право! Свобода, единство, право…» Когда разобрали топоры, бармен вновь кинулся в подсобку и на этот раз приволок ржавые вилы. «Свобода, единство, право! Свобода, единство, право…» Когда последние вилы оказались в руках, только тогда разъяренный народ ломанулся на улицу, а из уст их, все громче и громче несся призыв сего дня, марш независимости, клич перемен: «Свобода, единство, право! Свобода, единство, право…»