— Ой–вей! Мне одной фотографии твоей в газете, где ты был в наручниках, по самое горло хватило.
— Ну, приловили менты, с кем не случается. Девки же выкрутились.
— Знаешь, вы с девками слишком ярко засветились, чтобы вас так быстро можно было притушить.
— Сэм, я тебя не обижу, ты меня знаешь. Пятьсот за трех оптом за ночь даю.
— Это само собой — тысячу. Ладно, запишу за тобой должок. Отдашь мне Африку, тогда поладим. Не насовсем, а в аренду прошу.
— Я ж говорил, Сэм, я только с нее и кормлюсь. Возьми Таню Ким.
— Дюймовочку? Красивых куколок у меня своих полно. Мне экзотики бы в свое стадо подбавить.
— В ней тоже есть экзотика — почти японская гейша.
— Она у тебя уже в трипдиспансере семь раз леченая.
— Они все у меня со справками из поликлиники, — обиделся Боня.
— Знаю твои справки. Ты мне скажи, ты сам свою Африку пробовал?
— Я профессионал, — гордо стукнул себя в грудь Боня, — сутенеры со своими птичками не живут.
— Мне еще об этом расскажи!
— А из клиентов никто на Африку не жаловался. Ее у меня не раз увести хотели.
— Дай хоть на неделю. Деловые сибиряки–нефтяники приезжают из тундры. Они шоколадок не пробовали.
— Сэм — только для тебя…
Боня с горестной миной на лице отхлебнул невкусного коктейля, который отдавал полынью и плесенью на вишневом варенье. Сэм пил только супермодные «дринки» и ничего другого не признавал.
— Тебя Алик на чеченов из триста шестьдесят первого номера навел? — как бы между прочим спросил Сэм, вылавливая пальцем вишенку из своего коктейля.
— Ну.
— Смотри, цыган, у тех парней под шерстью искры бегают. Как бы не получилось, как тогда в мотеле с Сявкой.
— Мои девочки на этот раз чисто сработают, — пообещал Боня и провел ладонью по стойке бара в сторону Сэма. — Только одну ночь, больше я на твою территорию не ходок.
Боня улыбался, играл лукавыми глазами и по–собачьи преданно заглядывал Сэму в лицо. Сема Верабейцер накрыл его руку, принял мзду, не пересчитывая бумажки, как–то по–отечески заботливо глянул на Боню и великодушно протянул ему холеную руку с большим кольцом, в котором красовался скромненький александрит. Боня с жаром пожал властвующую руку. Он был готов с холуйской преданностью поцеловать и это кольцо, если бы за ними не следил охранник, застывший истуканом у входа.
После ухода Бони молчавший прежде бармен зевнул, прикрывая рот в золотых зубах салфеткой, и сказал Верабейцеру:
— Сема, я, конечно, не подстрекатель, но ты таки с этим цыганом подзалетишь когда–нибудь.
Сэм только зевнул ему за компанию и отмахнулся:
— Сколько той жизни, Моня.
Какой уж там тайный знак он подал и кому, один Сэм Верабейцер это ведал, только не успел Боня выйти из буфета, как увидел, что швейцар гостеприимно распахивает перед его девочками стеклянную дверь на лестницу.
***
Пешком подниматься на девятый этаж не стали, чтобы девочки не запыхались и не потеряли товарного вида. Долго ждали лифта. Лифт с мягким урчанием поднял их и подал мелодичный сигнал, когда остановился. Сонная дежурная по этажу уже была предупреждена по мобильнику. Она только мельком глянула на них из маленького холла под пластиковыми цветами и снова уткнулась в экран телевизора.
Боня вежливо постучал в одну из дверей вдоль длинного коридора. Из номера вышел солидный молодой господин в приличном черным пиджаке с маленьким портретом генерала Дудаева на золотом значке и внимательно осмотрел Боню.
— Ну и что скажешь?
— От Алика я с товаром, — тихо пробормотал Боня, выставляя перед собой девочек и незаметно одергивая на них сзади платья и поправляя прозрачную кофточку на Тане Ким. Прошмандовку Зелму он чувствительно ущипнул за ягодицу, чтобы напомнить о дисциплине этой вечной анархистке.
Молодой человек меланхолически кивнул и элегантным жестом пригласил девочек войти, а сам вежливо посторонился. Боня, искательно кланяясь, попятился к лифту.
— Чо такой печальный, пацан? — спросила Африка у молодого человека прямо с порога.
— Никто не любит, — глухим задушевным голосом ответил ей барственный господин и томно потупил взгляд.
У него были проникновенные черные глаза с миндалевидным разрезом.
Таня Ким впорхнула первой и быстро окинула приценивающим взглядом всю компанию. За столом и в креслах в этой большой комнате было всего восемь человек. Все в одинаковых черных костюмах, словно собрались на официальный прием к провинциальному премьер–министру. Официальные мужчины привстали и с тактом раскланялись.