И уж совсем истерика с нами случилась, когда мы представили, что сделал бы Лужков с Понте Веккьо, самым древним сохранившимся мостом Европы, построенным в 1345 году. Понте Веккьо и сегодня, как 660 лет назад, застроен угрожающе нависающими над водой лавками в несколько уровней, и даже дилетант легко представит, как это впечатляюще выглядит, если удосужился посмотреть «Парфюмера».
Нас и вправду корчит от смеха: ведь невозможно вообразить, чтобы сегодняшняя московская (а шире — российская) власть не признала бы аварийной и не потребовала бы немедленного сноса рухляди, что мокнет в воде 6 с лишним веков! Не Лужков с аварийностью — так Митволь с водоохранной зоной. Что, спрашивается, париться по поводу истории? Прикажут — перепишут. И воспроизведут в монолите. Тем более история у итальянцев нам не нужная. Вот, скажем, устроил Козимо Медичи, герцог Тосканский, в XVI веке внутри моста крытый переход, чтобы ходить в гости к сыну на другой берег. А проход, ныне известный как коридор Вазари, пришлось сделать кривым, потому как какие-то граждане, проживавшие на линии его прокладки, наотрез отказались жилплощадь освобождать. И вот — представляете?! — всесильные Медичи ничего не смогли с бунтовщиками поделать. Их бы да в Южное Бутово! (Новый взрыв хохота.) И вос… (смех) про… (хохот) извести… (ой, мамочки!) в моноли… (ой, ой, ой!).
Вечером, после шоу белья от Биккембергса (в здании бывшего вокзала Леопольда человек пятьдесят мужиков в одних белых трусах картинно застыли на подиуме, изредка меняя позы под «Лебединое озеро». Когда Чайковский сменяется прогрессив-хаусом, в зале гаснет свет, и в бликах фотовспышек становится ясно, что мужики снимают трусы. Женщины радостно визжат. Когда свет включается, видно, что белые лебеди сменились черными: в смысле цвета трусов. Ты ходишь вокруг подиума опять же с шампанским, испытывая чувства, которые испытывала, должно быть, рыба в СССР по четвергам, когда был рыбный день, — так вот, вечером мы гуляем по городу.
Наша гостиница — на окраине, у старых городских ворот. Идти до окраины минут 15. Флоренция — город маленький. Пять веков назад — то есть тогда, когда на местный рынок нельзя было зайти, чтобы не наступить на ногу либо Микеланджело, либо Караваджо, — здесь обитали 200 тысяч человек, а сейчас всего в два с половиной раза больше. Зато туристов приезжает каждый год по пять штук на местного жителя.
Туристы — народ восторженный, но глупый. Им подавай непременно вековую седину, старые фрески, они без ума от Леонардо и Бронзино, от странных историй и темных времен. А обмануть народец ничего не стоит. Видел я, как в Москве туристы охали у фальшивой Иверской часовни (воспроизведена в монолите) и якобы Китай-города (аналогично). Да и сам охал, приняв по глупости в Риме возвышающийся над Форумом многоколонный монумент Витторио Эммануила (новодел, историзм, конец XIX века) за камни Возрождения. Отчего гид ужасно смущался и говорил, что «эту пошлость» сами римляне презрительно называют «пишущей машинкой».
Собственно, чтобы предотвратить обман дилетантов, не так давно архитекторы мира подписали так называемую Венецианскую хартию (Россия, кстати, к ней присоединилась). Суть в том, чтобы защитить историю от подделок. Когда старые камни рушатся, их нельзя заменять копией. Если Колизей и Форум погибли, можно либо демонстрировать их могилу, либо строить на могиле, условно говоря, небоскреб. Что тоже есть памятник времени, только другому. Но возводить копию Колизея — нельзя, как вывешивать, скажем, в Уффици фальшивого Караваджо, прикрываясь тем, что оригиналы велел сжечь Савонарола (тоже, кстати, был мэром Флоренции. Пока недовольные сограждане его самого не сожгли). Историческая подлинность состоит в том, что история не переигрывается назад.