Сквозь щели в досках было видно цветастую юбку, прошествовавшую мимо калитки, стоптанные войлочные тапки. Проводив их взглядом, Василий подождал еще чуток. И лишь убедившись, что снова стало тихо, покинул убежище. Осторожно, неслышной легкой тенью устремился к крыльцу. Конуру Гектора — хоть тот сладко спал, зажав в зубах кость и пуская слюни, — благоразумно обошел стороной. На кур внимания не обратил, не до них сейчас.
На крыльцо взлетел одним прыжком — точно на перила. Удержал равновесие, встал прямо. Поднял голову, щурясь от бьющего в глаза яркого солнца, оценил расстояние.
Веревка оказалась натянута выше, чем он думал. Зато развешанная на ней рыба вблизи выглядела намного крупней и привлекательней. И засохнуть, одеревенеть окончательно кажется, еще не успела…
Василий поднялся, вытянулся во весь рост, обняв столб — но веревку привязали почти под самым козырьком крыши, отсюда не достанешь. Он попробовал подтянуться, но тоже не получилось. Неудобно, не уцепишься как следует, столб гладкий, без всяких зарубок, резьбы, не то что у соседей…
Тут надо подумать, решил Василий. И уселся размышлять.
Меж тем желтые глаза его по привычке зорко следили за курами и цыплятами, гуляющими по двору, за сопящим Гектором, залетающими без толку бабочками. Жаркое летнее солнце припекло бок, захотелось спать. Василий улегся поудобней, покрепче вцепился в дерево, свесил с перил одну ногу. Глубоко вздохнул. Пахло липой, смородиновым листом, петрушкой с грядок, хозяйкиными цветами. Со стороны речки тянуло сыростью, стиркой, лягушками и мокрыми гусями. К вечеру гроза, пожалуй, соберется…
Но лучшие ароматы веяли свыше.
Василий снова поднял голову, посмотрел пристально и внимательно. Самая большая, самая вкусная рыбина висела посредине. Чуть покачивалась от ветерка, будто хвостом дразнит. От тяжести улова веревка к середине провисла дугой… Так-так. А если встать не у столба, а здесь?.. Только б не свалиться.
Тапки и юбка, заставившие поволноваться Василия, действительно принадлежали безобидной старушке — на вид сущему божьему одуванчику. Также облик «одуванчика» дополняли аккуратный передник и косынка, кокетливо повязанная поверх седой косы, замысловатым кренделем уложенной на макушке. Степенно шествуя по дорожке меж изб и огородов, обходя сторонкой непомерно разросшиеся под заборами кусты крапивы и вполголоса грозя вредному растению зелеными щами, старушка не забывала заодно внимательно оглядывать соседские огороды, сквозь щербатые плетни пересчитывать чужие грядки и оценивать, ладно ль хозяйки простирали развешанные сушиться скатерти-полотенца.
Велись данные наблюдения не любопытства ради, а чисто для порядку. Ведь кто-то же должен знать, что происходит в деревне. Чтоб в случае надобности дать кому-нибудь верный совет. Пусть даже если не спросят. А дабы, не приведи боже, не ошибиться, собранные сведения и новости тщательнейшим образом нужно было обсудить и взвесить…
— Кажись, дождь собирается, — вместо приветствия сказала старушка, усевшись на лавочку возле второго, точно такого же божьего одуванчика.
— Нет, не будет, — сказала соседка, одолжив подруге горсть подсолнечных семечек — прошлогоднего урожая, нынешние еще не поспели.
— Благодарствую, — кивнула та. — Да как же не будет? С вечера поясницу ломит…
— Ой, девоньки, а мне в ногу как вступило — не отпускает!.. — сообщила еще одна, третья старушка. И в самом деле, подошла прихрамывая. Села по другую руку и тоже угостилась жареным лакомством, зачерпнув горсть из полного передника средней.
— Вот и я говорю! — обрадовалась поддержке первая, сплевывая шелуху, — К вечеру непременно хлынет.
— Нет, дождя не будет, — сказала средняя, прищурившись на ясное безоблачное небо. Подумав, весомо добавила: — Гроза собирается.
— Тьфу ты! — в сердцах хлопнула себя по больной коленке третья соседка и тут же болезненно охнула.
Исчерпав тему, подруги в задумчивости сосредоточили внимание на семечках. Занятию сему они, по всей видимости, предавались регулярно — чему свидетельствовала трава вокруг лавочки, прораставшая будто не из почвы, а из толстого слоя шелухи.