Заухали снега, загудели овраги, ручьи побежали, обнажая черную землю, над буграми поднялись жаворонки, засвистели серые скворцы, грач пришел важной походкой, и соломенный жених открыл сонные синие глаза и привстал.
Проходили мимо добрые люди, сели на меже отдохнуть и сказали:
- Смотри, как рожь всколосилась, а с ней переплелись васильки цветы...
Душисто...
СТРАННИК И ЗМЕЙ
Багряное солнце садилось над мерзлым бурьяном, скрипели журавли колодцев, вдова Акулина пела у окошка горемычную песню, а по деревне проходил странник. Полушубок на нем древний, из дыр овчина торчит, лыковая котомка за плечами.
Ни молод странник, ни стар, а взглянешь на него - под усами умильная улыбка, глаза серые, ласковые, смешливые.
Подходит он к Акулининому двору, шапку снял и говорит ласково:
- Скучно тебе, милая?
Увидала странника Акулина, кинулась за ворота.
- Странник божий, взойди, сделай милость.
Взошел странник, сел на лавку. Угощает его вдова, а сама пытает откуда да куда, не слышал ли про счастье: лежит, говорят, оно в океане, под горючим камнем.
Странник наелся, напился, ложку положил и спрашивает:
- Ну, а ты, милая, все - маешься?
Забилась Акулина на лавке.
- Такая маета - сказать не можно: сушит змей белое мое тело, сосет сердце, ночи до утра глаз не смыкаю, а в полночь свистнет над крышей, рассыплется искрами и встанет на дворе - не зверь, не человек...
Улыбается странник, светятся глаза его.
- Силен враг, Акулина, трудно тебе, трудно. А ведь свистнет - опять побежишь?
Заголосила Акулина:
- Страшно мне, ночь придет, сама ко врагу потянусь, а днем руки бы на себя наложила.
Погладил ее по голове странник, и затихла молодая баба.
- Тетенька Акулина, - позвал в окно девичий голосок, - на посиделки тебя кличут, пойдешь?
А там поглубже заглянул любопытный глаз.
- Ты и странника приводи, сказку скажет!
Рассмеялась и убежала, а странник говорит:
- Что же, Акулина, пойдем, куда зовут.
Акулина ушла за перегородку прибираться, а странник у окна запел:
Ходила во синем море,
Ходила белая рыба,
Ходила, била плесом
По тому ли синю морю:
Ты раздайся, синее море,
На две волны, на два берега.
Ты выплесни, выкини
Алатырь, горюч камень.
Слушает, вздыхает Акулина за перегородкой; прибралась, вышла, красивая, глаза мрачные.
- Ну, пойдем, странник.
Пришли на посиделки.
А там народу набилось, как грибов в лукошко; тренькают на балалайке, подплясывают, подпевают, шутки шутят, и в сенях, и на лавках, и на печи понабились.
Странника отступили, просят.
- Спой нам, скажи сказку.
Странник сел у двери и запел опять про то же:
Ходила во синем море,
Ходила белая рыба.
Пригорюнились девицы, подсели к парням. Кто с печи голову свесил, кто с полатей. Расселись парами - стало тихо. Одна Акулина без друга, как куст обкошенный. Сдвинула брови, белая кипень, стоит посреди избы, под сарафаном грудь ходуном ходит.
- Акулина, Акулина, обойдись, - говорит странник.
А у нее глаза уж как озеро. Дрожит дрожью.
В это время просвистел за окном змеиный свист.
Дрогнула Акулина и - к двери.
- Не ходи, Акулина!
- Пусти!
Выскочила на улицу; странник за ней и схоронился в сенях. Акулина стала посреди двора и шепчет:
- Лети... лети.
И со свистом, как от тысячи птиц, закружился над двором черный змей, раскинул крылья, опустился на снег.
Встал на лапы, лебединую голову протянул к Акулине и языком облизнул ей белое лицо.
А странник подкрался, оттолкнул Акулину да змея по голове лестовкой и ударил.
Взметнулся змей и рассыпался просом, а странник петухом обернулся зерна клевать.
Не дала ему, упала на петуха Акулина, ухватила за крылья и в избу поволокла.
- Оборотень, - закричала Акулина, - рубите ему голову!
Петух вырвался - да под лавку, крыльями бьет, в руки не дается.
Заметался народ по избе, петуха ловят. Поймали, у Акулины и топор в руках.
- Клади его на порог!
Вытянули за голову, за ноги петуха. Размахнулась Акулина топором... Да так и застыла у нее рука.
Пропали стены. Вместо девушек - березы в инее, парни - ели, а Акулина - ива плакучая, вся в сосульках.
На пне сидит странник. Улыбается, сияют серые глаза. Возле на снегу лежит петушиное перо.
Поднял странник перо, пустил по ветру, сказал:
- Лети, перышко, где сядешь, туда и я скоро приду; много еще мне исходить осталось, увертлив змей, не пришло его время.
ПРОКЛЯТАЯ ДЕСЯТИНА
Клонит ветер шелковые зеленя, солнце в жаворонковом свисте по небу летит, и от земли идет крепкий, ржаной дух.
Одна только невсхожая полоса с бугра в лощину лежит черной заплатой десятина бобыля...
У десятины стоит бобыль; ветер треплет непокрытую его голову.
- Эх, - говорит бобыль, - третий год меня мучаешь, проклятая! Плюнул на родную землю и пошел прочь.
Проходит неделя. В четверг после дождя встречает бобыля шабер и говорит ему:
- Ну, брат, и зеленя же у тебя, - все диву даемся, ужо заколосятся...
- Врешь! - сказал бобыль... И побежал на свою десятину.
Видит - выпустили зеленя трубку, распахнули лист, и шумит усатый пшеничный колос.
На чудо не надивуется бобыль, а кошки сердце поскребывают: зачем проклинал родную землю.
Собрал бобыль урожай сам-тридцать; из пудовых снопов наколотил зерна, и муку смолол, и замесил из первого хлеба квашню, и лег подремать на лавке...
Ночь осенняя бушевала ледяным дождем, хлопали наотмашь ворота, выл в трубе ветер.
В полночь поднял бобыль голову и видит - валит из квашни дым. Надувшись, слетела покрышка, и поползло через края проклятое тесто, рассыпалось на полу землей...
Смекнул бобыль, что с мукой-то не ладно, повез мешки в город к старому пекарю...
Пекарю муку эту продал, деньги зашил в шапку; потом шапку распорол и деньги все пропил, и, когда домой собрался, не было у него ни денег и ни подводы, - один нос разбитый.
Пекарь в то же время замесил из бобылевой муки кренделя, поставил в печь и когда пришло время, - вытащил на лопате не подрумяненные кренделя, а такие завитуши и шевырюшки, что тут же обеспамятел и послал жену к дворянину продать муку за сколько даст.
Дворянин сидел в саду, одной рукой держал наливное яблочко, другой писал записки.
- Что тебе, милая? - сказал дворянин тонким голосом и прищурился.
- Насчет пшеничной муки, - сказала пекарева жена, - старик-то мой больно плох...
Купил дворянин в долг проклятую муку и пригласил детей дворянских пирожки с вареньем кушать.
Под сиреневым кустом сели дворянские дети, взяли каждый по пирожку и откусили, а в пирожке лапти - крошеные, старые онучи, щепки, - всякая дрянь.
Побросали дворянские дети пирожки и подали на дворянина в суд.
Прослышал про все это дело король и сказал:
- Я их всех сам буду судить.
И встали перед светлые его очи: дворянин, пекарь и бобыль... Бобыль как встал, так и глаза разинул и босой ногой почесал ногу.
Король велел объявить все, как было. Выслушал. Державой и скипетром потряс и говорит:
- Проклял ты, бобыль, родную землю, и за то тебе будет наказание великое.