Охваченная испугом нищенка замерла на месте. Вытянула вперед руки, словно пыталась нащупать что-то, но поймала лишь воздух.
– Вот же старая, – продолжал ругаться Тобиас. – Встала на пути и не даёт пройти. А ну…
Капитан уже было замахнулся на женщину, но Грант перехватил его руку.
– Она просто слепая. Ничего не видит, вот и столкнулась с нами, – произнёс он и нагнулся.
У его ног лежала деревянная палка. Один из её концов был загнут.
– Видимо, это ваше, – сказал Хиггинс и вложил клюку в руки старухи.
Неожиданно женщина вцепилась костлявыми пальцами в рукав камзола юноши.
– Милый господин, – прокаркала она, – не найдется ли у тебя краюхи хлеба? Три дня во рту ни крошки не было.
– Хлеба? – растерянно пробормотал Грант, чувствуя, как трещит по швам ткань дорогих одежд. И не скажешь, что нищенка голодала несколько суток: её движения были столь ловки и сильны, что позавидовал бы любой мужчина.
– Чего прилипла к его светлости? – Капитан Редрут в очередной раз пошел на абордаж. – Кыш!
– Погодите, Тобиас, – остановил маневр капитана Грант. – Уверен, если поможем этой женщине, то распрощаемся с ней в разы быстрее. Вот. Держи.
Грант нырнул свободной от тисков рукой в мешочек на поясе, выудил из него три монеты и протянул слепой. Та тут же отстала от Хиггинса и, схватив монеты, принялась проверять их на зуб.
– Вы дали оборванке серебро! – ахнул капитан, когда вместе с Грантом оказался у входа в таверну.
Хиггинс равнодушно пожал плечами.
– Ничего другого не было.
– Но ей хватило бы и одной! Зачем сразу три?
– Подумал, что так она сможет не голодать месяц.
– А вы не подумали, что уже сегодня её ограбят? Она же ничего не видит! Какой-нибудь здоровяк, который был свидетелем вашей щедрости, тюкнет старуху её же клюкой по голове – и всего делов.
– Но как иначе можно было помочь?
– Как? – Капитан Редрут вломился в душную харчевню и провёл рукой по лицу, смахивая с него влагу. – Да попросить у хозяйки чего из объедков и снести той побирушке. Такое подношение всяко полезнее монет будет.
Грант оценил совет и на удивление капитану тут же ему последовал. Подошел к застывшей у прилавка трактирщице, очаровательно улыбнулся и что-то сказал. Полная и заплывшая жиром женщина с маленькими круглыми глазами выслушала, затем молча удалилась и вернулась с миской в руках. Передала Гранту и, глупо моргая, уставилась ему вслед и смотрела до той самой поры, пока юноша не исчез за стеной из дождя, что не прекращал поливать улицу. Как только за Хиггинсом медленно и со скрипом затворилась входная дверь, хозяйка всплеснула руками и выдала:
– Ну и чудак этот наш новый губернатор! Ну и чудак!
Дождь лил, не думая останавливаться, даже участился. Народ, ещё пять минут назад сновавший по пристани туда-сюда, разбежался, однако слепая старуха никуда не делась. Как шла медленно, осторожно нащупывая дорогу палкой, так и продолжала идти, и капли, падающие с неба иглами, её не останавливали.
Грант оказался возле нищенки в несколько широких шагов. Окликнув, остановил и позволил аккуратно перенять миску из своих рук. Старая женщина заводила ноздрями, учуяв аромат тушеного мяса.
– Поешь, – произнес Хиггинс. – И береги монеты, что я дал.
Старуха резко вскинула голову и вперилась в лицо Гранта бесцветными глазами. Хиггинс поёжился.
– Ты и правда хороший человек, – прошамкала она беззубым ртом. – Я не ошиблась в своем мнении, когда впервые увидела тебя.
Грант наморщил лоб.
– Что за бред? Как ты могла меня увидеть?
– Из нас двоих слеп только ты. Тебя съедает невыносимая тоска по рыжим волосам, и оттого на сердце больно, а на душе противно.
Гранта бросило в жар.
– Кто ты такая, что всё это говоришь? Что ты про меня знаешь? Отвечай!
– Мне даже имя твое неизвестно, но оно мне и не нужно, чтобы дать тебе всего один простой, но очень важный совет: не своди взгляда с моря. И однажды ты увидишь то, что избавит тебя от боли.
– Я ненавижу море, – прохрипел Хиггинс. – И не собираюсь смотреть в его сторону.
Нищенка покачала головой и протянула: