- «Стоило ли растить эти кости, чтобы потом играть ими в бабки? - Мои начинают ныть при мысли об этом» - ответил Вова словами Гамлета.
- Вольдемар! - Постановщик в поисках поддержки посмотрел на Сашу. - Через три минуты твой выход, пошевеливался.
Саша безнадежно махнула рукой и сделала глубокую затяжку.
- Иду, иду, иду, - пропел Вова, но с места не двинулся.
- Вольдемар, я кому сказал! - Режиссер повысил голос.
Гамлет поднялся и, покачиваясь, вышел из гримерной:
- В его несчастьях, - произнес он, никого не замечая:
- Я вижу отражение своих
И помирюсь с ним. Но зачем наружу
Так громко выставлять свою печаль?
- Что это было? - спросил Толя, когда принц скрылся из виду. - Полный зрительный зал! Он в порядке?
- Критические дни Вольдемара. - Актриса резко стряхнула пепел с сигареты и с испепеляющим сарказмом добавила: - Там у него децел покруче, чем полный зрительный зал.
- Что там?
- Лав стори на костылях. Ему не до пустяков.
На сцене хоронили Офелию. Священник был против исполнения церковных формальностей для девушки-самоубийцы:
- Мы осквернили бы святой обряд,
Когда б над нею реквием пропели,
Как над другими... - считал он.
Однако Лаэрт бурно возражал:
- Опускайте гроб!
Пусть из ее неоскверненной плоти
Взрастут фиалки! Помни, грубый поп,
Сестра на небе ангелом зареет,
Когда ты в корчах взвоешь.
Королева разбросала на могиле Офелии цветы:
- Нежнейшее - нежнейшей!
Спи с миром! Я тебя мечтала в дом
Ввести женою Гамлета. Мечтала
Покрыть цветами Брачную постель,
А не могилу.
- Трижды тридцать козней, - разразился Лаэрт:
- Свались втройне на голову тому,
От чьих злодейств твой острый ум затмился!
Не надо, погодите засыпать,
Еще раз заключу ее в объятья...
На сцене появился Гамлет. Он говорил тихо, с громадными паузами, словно силился вспомнить текст и понять, где находится одновременно. Было не ясно, как он собирается вызывать Лаэрта на дуэль:
- Кто тут... горюет?
Кричит на целый мир,... так что над ним
Участливо толпятся в небе... звезды
Как нищий сброд?...
После странных пауз повисла, одна катастрофическая. Гамлету оставалось произнести последнюю реплику и энергично подраться с Лаэртом. Когда до всех, дошло, что лезть в драку его милость не собирается, Лаэрт, спасая сцену, схватил индифферентного принца за горло.
- Убери руки, козел! - брезгливо отстранился Гамлет.
Драка с позором сорвалась, впрочем, как и весь спектакль при полном зрительном зале. Люди начинали вставать со своих, мест и уходить. Когда же вместо драки возникла очередная нелепая заминка, кто-то в зале засмеялся.
- Разнять их! - по инерции скомандовал король. Реплику поддержал гогот уже не одного, а нескольких зрителей. Разнять того, кто не дерется невозможно.
- Гамлет! Гамлет! - растерянно позвала королева.
- Да, мамочка, - Принц подошел к матери. - Вы полагали, я стану его бить? Кто он такой, чтобы я пачкался?
- Что ты несешь, идиот?! - шипел режиссер из-за кулис, добавляя что-то с матом.
- ... Спокойно, принц! - вмешался Горацио. - И вы, Лаэрт.
- Я спокоен, - ответил Гамлет, возвращаясь к Лаэрту:
- Соперничество наше
Согласен я оружьем разрешить
И не уймусь, пока мы не сочтемся.
Гамлет сподобился-таки вызвать Лаэрта на дуэль, но спектакль это не спасло. В отсутствие Вовы сцены более-менее склеивались, однако стоило ему появиться... Этого стали просто бояться. Режиссер в ярости метался за занавеской, зрители смеялись, актеры теряли смысл действие, Офелия едва не перевернулась в гробу, Вова выглядел типичным бездарным дебилом. А Кристина...
В седьмом ряду, намертво вцепившись в ручки костылей, Кристина три часа напролет не подавала признаков жизни. Ее стеклянный взгляд неподвижно замер на сцене. Только когда дело подошло к финалу, и задыхающийся, полноватый, белый, как кукла, принц замертво рухнул на подмостки (право, единственное, что Вове удалось натурально - это умереть), она неожиданно громко вскрикнула.
- Что ты как дура-то?! - шепнула Ольга, толкнув ее в локоть.
- А?! - очнулась Кристина.
- Не ори, я тебя умоляю.
- Умер?
- Ну и что?
...Финальную черту провалившегося действия подвел Фортинбас:
- Пусть Гамлета к помосту отнесут,
Как воина, четыре капитана.
Будь он в живых, он стал бы королем