- Еду, Кристюха. До скорого. - Он повесил трубку.
- Ты что, туда? Сам поехал? - спросила Ирина Михайловна.
- Если я тебе не нужен.
- Поезжай, - разрешила жена.
- Лёля, а ты иди со мной. - Выходя, отец прихватил дальнего родственника: - На два слова.
Они спустились на улицу, сели в зеленое Вольво: Александр Николаевич - за руль, Леша - справа, - и оба вынули по сигарете. Вспыхнула бензиновая зажигалка.
- Леха, ты же не курил. - Дымчатые очки в упор посмотрели на морского пехотинца. - Что произошло?
Крышка Zippo захлопнулась словно капкан.
- Хрен его знает, - буркнул Лёля.
- Я еще вчера просек, что что-то произошло. Расскажешь сам, или мне вытягивать клещами?
- Ну, это...- Леша налился краской по самую макушку. - Она сама... Я хрен ее знает. Она сказала, а я, короче…
- Вот так, да? Когда?
- Вчера.
- Где?
- Здесь.
- В тачке?!
Леля обречено кивнул.
- Елы-палы! - процедил отец. – Ну, ебарь!
- Она сказала, я не мог... Я хрен его знает, Александр Николаевич... - Леша пожал плечами.
- Смотри, Ирке не проговорись, мудазвон.
- Это ясно.
- Ладно, вылезай. Давай ключи и херачь в офис, глаза б мои тебя не видели!
Леша безмолвно оставил связку ключей и вышел на улицу.
- На фазенде старайся не появляться, - напоследок посоветовал отец.
- Это ясно.
- Ясно ему! - Ворча поднос, Александр Николаевич завел машину. - Член в кармане не удержать, козел вонючий!
Зеленое Вольво тронуло с места, а Лёля с поникшей головой побрел по тротуару к офису.
* * *
Папу никто не встретил. Оставив машину под окнами дачного дома, Александр Николаевич скромно пристроился у двери в гостиную, не решаясь развеять царившую на фазенде идиллию: старик играл на пианино, девчонки его слушали, не решаясь вздохнуть. Только Граф, безмятежно лежавший в ногах Кристины, отметил прибытие Александра Николаевича ленивым поднятием головы.
Удивительная вещь, фантазия ре-минор Моцарта - весь Амадей на четырех нотных листах: лаконичное как смерть начало, в нескольких аккордах предвосхитившее Лунную сонату; гениальная двухминутная сердцевина, словно с небес прилетел ангелочек, понежился на клавишах и внезапно исчез; и, наконец, третья, неподъемно-громоздкая часть – абсолютный, беспечный провал в бездарность… Михаил Васильевич играл Моцарта подобно Рихтеру, без единой эмоции на лице, отдавая все чувства клавишам.
Дед закончил. Подкатив к старику, Кристина взяла его руку, пробежалась пальцами по желтым морщинам, словно пытаясь разгадать, "в чем здесь Шопен":
- Что ты Шопену? Кто тебе Шопен?
- Это Моцарт, - ответил дед.
- Моцарт... Класс.
- Угу, - согласилась Ольга.
- А Шопен? - Кристина положила руку дедушки на инструмент. - Давай Шопена?
- Шопен для меня сложный композитор. Я любитель, Кристина. Надо быть виртуозом, чтобы играть Шопена. Моцарта, Баха я кое-что могу, а остальное...
- Жаль. - Кристина нажала на клавишу, затем сразу на несколько клавиш, однако Шопена не получилось. - Ни фига не умею, - поняла она.
- Всему надо учиться, - благоразумно сказал дед. - Особенно музыке.
- И особенно мне. – Кристина заметила отца. - Батон приехал! - Потеряв интерес к пианино, Кристина развернулась к папе. - Прикинь, я даже моря не видела, сижу здесь как кактус. Дед говорит, рядом есть море, это правда?
- Залив, - поправил отец. – Прокатимся?
- Конечно! - Она направилась к выходу, у двери притормозила и улыбнулась деду: - Шопен, не давай Оле скучать, а то она завянет.
Тропинка петляла по редкой лесистой местности и выводила на побережье - от дома не более десяти минут ходьбы. Кристина с отцом благополучно миновали деревья, но когда вместо земли под ногами появился рыхлый песок, папа остановился. Дальше толкать коляску было проблематично. Надеясь, что девочке достаточно полюбоваться заливом издали, Александр Николаевич закурил.
- Море? - Кристина кивнула вперед.
- Финский залив.
- А что за гора?
Между заливом и берегом торчал огромный одинокий камень, высотою метров пять. Непонятно, откуда он здесь взялся.
- Скала. – Папа пожал плечами. - Сто лет здесь стоит.
- Я ее вспомнила.
- Да что ты?
- Ага.
- Все-таки, ты что-то иногда припоминаешь? - удовлетворенно заметил отец.
- Я несколько раз там... ползала, за мной волочился такой скользкий зеленый хвост, ... от меня воняло водорослями, тело было холоднее, чем вода, - такое же, как сейчас ноги.
Вместо комментария, папа засвистел художественным свистом, он ничего не понял.