Кхак вплотную подошел к двери кабины.
— Где и когда тебя взяли?
— Вчера утром на корабле. Под койкой у меня нашли газеты, отпираться было бесполезно. Били весь день...
— Зачем же ты сказал им про меня?
— Они сразу стали про тебя расспрашивать. Они уже знали все.
— Ты говорил о чем-нибудь с Конгом?
— А-а...
Хай на минуту умолк.
— Тогда все ясно!.. После того как ты дал мне газеты, он приходил на корабль. Я ему сказал, что договорился встретиться с тобой.
Сомнений не оставалось. Конг — провокатор!
— Тебя здорово били? — спросил Хай.
— Еще нет. Через час начнут. Могут устроить очную ставку с тобой.
— Да?
— Ты на допросах говорил еще о ком-нибудь?
— Нет.
— Хорошо. Помни, не говори больше ни о ком. Выдержи еще один-два допроса, они увидят, что ты ничего не знаешь, и прекратят. А будешь выдавать понемногу на каждом допросе, будут пытать, пока не добьют. Понял? Так что держись!
— Ла-адно... — Хай тяжело вздохнул.
— Скажи, что в конце прошлого месяца ходил покупать книжки, — торопливо продолжал Кхак, — встретил меня в магазине на Ла-ком. Я пообещал дать китайские романы. Так и познакомились. А недавно я дал тебе газеты, и ты еще не успел посмотреть их, как тебя арестовали. Говори только это. Больше ничего не знаешь. Спросят о Конге — скажи, когда гулял со мной, встретились с ним и я вас познакомил. Будешь стоять на этом — могут и выпустить. Главное, не падай духом. Держись!
— Что так долго? — Это подошел надзиратель.
— Иду... — Хай вышел. Он с трудом волочил изуродованные ноги.
— И ты поторапливайся! Слышишь?!
Надзиратель пошел провожать Хая.
Снова ноги в колодках. Кхак лежит на полу и ломает голову над тем, как выгородить Хая и Мока. Сделать это непросто, так как Конг, вероятно, рассказал уже обо всем. А что, если подготовить побег? Он мог бы, например, сказать, что горком находится где-нибудь в глухой провинции. Тогда его наверняка заставят указать место, а по дороге его смогли бы отбить свои. Нужно только поскорее связаться с ними!
Часы начали бить восемь! У Кхака сжалось сердце. Нет, это был не страх, скорее волнение перед новым испытанием. Выдержит ли он на этот раз? Перед ним, как в кинематографе, замелькали кадры — картины прошлого. Далекое детство! Красная глинистая дорога бежит через сады вдоль Лыонга, река то покажется, то исчезнет за густыми кустами. Мальчик с портфелем и маленькая девочка шагают по дороге, размахивая руками. Это Кхак с сестрой идут в школу в село Тяо. А вот поздний зимний вечер. В воздухе висит дождевая пыль. Темно. Кхак стоит на дамбе, что у Красной реки, недалеко от гончарной печи, стоит и, дрожа от холода, внимательно слушает тихий голос невидимого в темноте человека: «Отныне, товарищ, ты являешься членом Коммунистической партии Индокитая...» До сих пор Кхак так и не знает, кто был тот человек. Потом годы каторги, долгие мучительные годы на Пуло-Кондор... «Футбольное поле», окруженное терминалиями... В первый день по прибытии на остров арестованных обычно сажали на это «футбольное поле» и били палками по головам... Колодцы, похожие на могильные ямы, полны гнилой воды. Умоешься — и на завтра гноятся глаза. А нелегальную литературу они все-таки доставали! Они и на каторге не сдавались, протестовали против побоев. А били их часто. Многие не выдерживали... Знакомые лица мелькали, как на экране. Сколько их, живых и мертвых! Он помнил всех, и Головастого Кхуата, здоровенного парня, занимавшегося в тюрьме очисткой риса, и Тонга, снабжавшего друзей всем необходимым, от иголок и ниток до бумаги, карандашей и даже табака. И откуда только он все это доставал? И серьезного, добродушного Ты, человека беспредельного мужества, который и каторгу превратил в школу по подготовке партийных кадров. И маленького Ле, доброго и застенчивого, как девушка, постоянно попадавшего в строгий карцер за свою открытую ненависть к тюремщикам. В конце концов он чуть не ослеп... Все эти люди словно вошли сейчас в его камеру и встали рядом. Все они, в том числе и Кхак, были обыкновенными людьми, но революционная борьба выковала из них борцов, людей несгибаемой воли. В последнее время Кхака окружали близкие, дорогие ему люди: Гай, Лап, Мок, Кень с матерью... Кхак словно видел черные глаза Ан. Глубокие, полные нетерпеливого ожидания... Он будто слышит тихий голос Ле, который поручает ему, Кхаку, восстановить руководство революционным движением в Хайфоне... Нет, враги могут забить его до смерти, им не сломить его!
Кажется, приехали! Кхак спокойно слушал, как гремел железный засов на воротах. Потом отворилась дверь камеры и вошел надзиратель. Снимая колодки, он искоса бросил взгляд на Кхака: