Все эти истории, рассказанные матерью, врезались навсегда в память Кхака. А Куен научилась у матери старинным народным песням, сказаниям и монотонным речитативом пересказывала Кхаку сказания о взятии Ханоя французами или пела песни Фан Бой Тяу о наемных солдатах. Кхак в свою очередь рассказывал им о годах, проведенных в ссылке, и тогда все затаив дыхание невольно втягивали голову в плечи, словно гроза все еще грохотала над их головами...
И вот теперь эта гроза действительно готова была разразиться над ними. Откуда-то из-за горизонта, пылающего кроваво-багровым заревом, наползали зловещие черные тучи, затягивая небо над многострадальной вьетнамской землей. И когда Кхак думал о своих задавленных беспросветной нуждой односельчанах, которые всю жизнь гнули спину на рисовых полях, у Кхака сжималось сердце от боли, жалости и мстительного чувства.
Кхак поднялся и уложил в узелок белье. На стене висела фотография Там, сделанная вскоре после их свадьбы. Кхак долго смотрел на улыбающееся лицо жены, но уже не в силах был оживить в памяти эти черты, представить ее такой, какою она была в жизни. Ведь прошло около десяти лет! Кхак задул лампу и на цыпочках вышел из дому. Из соседней комнаты доносилось спокойное дыхание спящей дочери. Слышно было, как мать ворочалась во сне. Кхак почувствовал вдруг странную слабость в ногах. Ему захотелось разбудить мать, рассказать ей все, обнять и поцеловать на прощание дочь. Но он поборол в себе это желание и осторожно вышел во двор.
Полузакрыв глаза от усталости, Куен сидела на кухне возле котла, в котором на медленном огне готовилась еда для свиней. Она вздрогнула от неожиданности, когда Кхак, сунув сверток с бельем под мышку, присел рядом с ней. Удивление тут же сменилось испугом.
— Сестренка, — тихо сказал Кхак, — мне надо уходить...
Он хотел было объяснить ей все, но у него перехватило горло и он замолчал. Куен смотрела на брата, широко открыв глаза. Казалось, это глаза освещали все ее лицо. И вдруг лицо Куен задрожало и из глаз покатились крупные слезы.
— Ты уж объясни все маме. А я постараюсь скоро дать о себе знать.
Кхак поднялся. Куен схватила его за руку.
— Подожди минутку!
Она скрылась в доме и, вернувшись, неловко сунула ему в карман немного денег. Проводив его до огорода, Куен, всхлипывая, припала к руке брата.
Близится полночь. Мать проснулась и позвала дочь:
— Куен! Поздно уже, ложись, дочка!
Ответа не было, она поднялась, бормоча:
— Заснула, небось...
В темноте она прошла на кухню, еще раз окликнула дочь, и только тут услышала ее сдавленные рыдания...
V
После разговора с Кхаком Хой долго не мог уснуть. Тхао несколько раз просыпалась и видела, что муж не спит и время от времени обмахивается веером.
— Что с тобой?
— Ничего, спи.
Хой снова закрывал глаза, подолгу лежал, не двигаясь, но сон упорно не шел. В голове все время вертелся вопрос: что делать? Что теперь делать? Он думал о своей работе в школе. Разве воспитание детей не есть проявление любви к родине? Хой отдавал подготовке подрастающего поколения — будущему своей страны — все свои силы, и ему хотелось верить, что его питомцы не будут такими, как он сам и как те жалкие обыватели, с которыми ему приходится сталкиваться каждый день. Они будут здоровыми, образованными людьми, полными сил и энергии. Они будут уважать справедливость, любить свободу, ненавидеть трусость и низкопоклонство. Правда, не один десяток, а, может быть, сотни лет пройдут, пока появится поколение таких людей. Но если в каждом поколении удастся воспитать их хотя бы несколько тысяч, то придет время, и их будут десятки тысяч, а потом и миллионы. Тогда достаточно будет им сделать одно движение, и французам придет конец. Главное, чтобы эта новая интеллигенция была стойкой, твердо шла к своей цели, не тратя времени на пустые разговоры. Учитель! Господи, сколько мук и страданий таит эта полубарская, полурабская профессия! Перед глазами Хоя до сих пор стоит старый учитель Хуан, когда инспектор по просвещению швырнул ему в лицо тетради с его разработками. А ученики, эти «здоровые, образованные, полные сил и энергии» люди будущего?! Жалкие, оборванные ребятишки с лишаями на голове и трахомными глазами, которые ходят в школу от случая к случаю. Сколько тревог доставляют они в конце каждого месяца учителю, который не знает, найдутся ли у родителей средства заплатить за обучение и смогут ли дети продолжать учебу. А дети из зажиточных семей, что были у него в классе? Они держались с ним так, словно их родители облагодетельствовали его! А теперь и эту убогую школу закрыли из-за войны, и неизвестно, когда она снова откроется. Где теперь достать работу, как прокормиться? Ведь он должен прокормить не только себя, но и обеспечить жену и ребенка! Мысль о безработице приводила Хоя в отчаяние, в голове неотвязно звучал все тот же вопрос: что делать? Что теперь делать?