Из дома неслись траурные звуки флейт. Дверь с улицы вела в гостиную. Там все было убрано, оставили только алтарь, над которым вились клубы дыма от благовоний. Сквозь дым на собравшихся смотрел из застекленной рамки портрет покойного. У гроба на полу сидела вдова с распущенными волосами в белой одежде. Белый траурный колпак скрывал половину лица.
Человек тридцать родственников и знакомых, пришедших проститься с покойным, теснились в небольшой комнате, наполненной дымом от ароматических палочек. Но вот к гробу подошли четверо мужчин в черных одеждах с белой каймой. Флейты заиграли громче. Все встали. Снаружи напирала толпа любопытных. В комнате стало еще теснее. Послышались громкие рыдания. Гроб вынесли на улицу. Соблюдая обычай, вдова бросилась на землю и стала с плачем кататься в пыли, хватаясь за одежду служителей, выносящих гроб.
Процессия потянулась к центру города и направилась по главной улице, чтобы все жители могли видеть похороны. Вдова время от времени падала на землю и билась в рыданиях. Машина депутата медленно двигалась в конце траурной процессии, внимание толпы привлекали не столько похороны, сколько эта блестящая машина.
Кхань не раз порывался уже уехать. Он испытывал какую-то неловкость, наверное, не следовало ему появляться здесь... И тем не менее он почему-то продолжал молча идти за гробом. Было очень жарко. Кхань вынул платок и вытер лоб. Слуга вышел из машины и пошел сзади, держа зонт над головой хозяина. Депутат поднял глаза и взглянул на катафалк. Да! Всех нас ожидает такая участь... Кем бы ты ни был при жизни, в конце концов все равно будешь лежать в ящике из шести досок... И к чему богатство! Ведь туда с собой ничего не унесешь! Все в мире тлен и суета...
Вдова уже устала плакать, из груди у нее вырывался уже не плач, а хрип. Она до того ослабла, что едва передвигала ноги.
— Здравствуйте, господин депутат! — К Кханю подошел какой-то седовласый человек в потертом костюме.
— Вы, наверное, не помните меня. Я учился с вами когда-то в школе «Донг-чиеу».
Депутат рассеянно посмотрел на него.
— Аа-а... Чем же вы теперь занимаетесь?
— Так, кое-какой торговлишкой... В наше время деньги зарабатывать не так-то просто.
Кхань вдруг вспомнил его.
— Позвольте, вы не Фу?
— Точно так, Фу.
Фу был младшим братом Куанг Лоя. В детстве этот Фу часто лупил Кханя, ежедневно требуя от него дань — одно су, на которое он покупал булку. По губам депутата скользнула еле заметная улыбка.
— Отчего же скончался господин Куанг Лой так скоропостижно?
Фу смутился.
— Не от болезни. Он был здоров! — сказал он тихо. — Его, господин депутат, точило какое-то горе, вот разум и помутился. Он принял яд... Даже подумать страшно!..
У депутата потемнело в глазах. А Фу продолжал что-то еще шептать ему в ухо.
— Извините... я должен идти... извините...
— Пожалуйста, пожалуйста! Как это благородно с вашей стороны... вы пришли проститься с братом, это большая честь для нас...
Кхань, не дослушав, сунул свою пухлую руку Фу и торопливо пошел назад. В ушах у него все еще пронзительно звучали флейты и монотонно ухал барабан...
Только когда машина подъехала к мосту через Лыонг, Кхань пришел в себя.
— Останови!
Шофер резко затормозил.
— Ты сойдешь здесь! — сказал Кхань слуге, сидевшему рядом с шофером. — Скажешь госпоже, что я поехал в Хайфон и оттуда позднее пришлю за ними машину. Ясно?
Всю дорогу Кхань сидел молча, погрузившись в свои мысли. Смерть Куанг Лоя преследовала его. Выходит, в тот же вечер он покончил с собой! Ему вспомнился последний взгляд Куанг Лоя, полный ненависти и отчаяния. Каждый умирает по-своему, но смерть делает всех равными. Интересно, как умрет он сам, когда придет его час? Кхань нахмурился, он был недоволен собой. Незачем думать о смерти, это ни к чему. И все-таки мурашки забегали у него по спине. Сорок восемь лет, старость не за горами. Найдется ли хоть кто-нибудь, кто искренне оплачет его, когда он закроет глаза? Жена? Тыонг? Нгует? Начальник уезда Мон, губернатор Ви? Его любовницы или Прыщавый Лонг? Кто еще? Он перебрал всех и вдруг понял, что он страшно одинок. Вокруг него полно льстецов, но, умри он, они только обрадуются. Злобная гримаса исказила его лицо. Ничего, он еще поживет, хотя бы для того, чтобы позлить их. Все только и ждут, как бы слопать один другого. Даже жене и детям нельзя доверять! Печально, но факт! И твоя смерть касается только тебя одного. Тяжело!
Машина въехала в город и, миновав квартал американской компании «Shell», покатила в сторону цементного завода. Вдоль дороги тянулись крытые соломой грязные домишки. Трава, земля, лица людей — все здесь было покрыто черной угольной пылью.