Кхань был в восторге от Лан. Ей все известно.
— Несколько месяцев назад Бать Зиен предлагал Куанг Лою создать японо-вьетнамскую фирму, которая импортировала бы японские товары и вывозила в Японию рис, но тот почему-то испугался. А на днях он напомнил мне о своем предложении. Как ты смотришь на это?
— О, это серьезное дело! Ты разузнай все как следует, а там видно будет, надо все взвесить хорошенько. Признаться, в коммерции я мало смыслю.
— Я тоже думаю, что надо повременить. Капитал мы всегда успеем вложить в дело. А пока я все досконально узнаю и в случае чего тут же сообщу тебе.
— Ты, Лан, просто молодец! Я же говорил, что судьба нас свела не случайно.
Лан улыбнулась и поднесла к губам бокал с шампанским...
— Выпьем за наше счастье!..
С улицы вдруг донесся какой-то шум. Все повернулись к окнам, на улице полицейский-француз разгонял толпу любопытных, глазевших сквозь огромные окна на японцев. Обычно при появлении полицейского зеваки моментально исчезали, а тут растерялись и не успели разбежаться. Обозленный полицейский схватил какого-то парня за шиворот, дал ему под зад коленом и раздавил ногой свалившийся у того с головы нон.
Подобные инциденты на том и заканчивались. Но вдруг один из японских офицеров вышел на улицу, подошел к полицейскому и, ни слова не говоря, дал ему пощечину. Парнишка, воспользовавшись этим, улизнул. Полицейский тоже ретировался, а японца окружила толпа. Он что-то сказал на своем языке. Его никто не понял. Тогда офицер вытащил из кармана горсть конфет, подошел к мальчишке, торговавшему жареным арахисом, и протянул ему конфеты. Мальчишка юркнул за спины зрителей. Это взбесило офицера. Он швырнул конфеты в толпу, потом угрожающе потряс кулаком, что-то пробормотал и, гремя саблей, скрылся в ресторане.
На противоположной стороне улицы какой-то парнишка, хохоча, рассказывал сестре об этом происшествии.
— Вот это да, Ан! Как он его, этого французского петуха, съездил по морде!
— Хватит болтать, Сон. Идем лучше отсюда, если не хочешь нарваться на неприятности.
Они смешались с толпой, но по дороге Сон продолжал оживленно комментировать происшествие.
XII
Снова наступила осень. Свист ветра разбудил Ты в его комнатушке под самой крышей. Скоро начнет светать. Да, примчались осенние, холодные ветры. Они проникали в комнату, заставляя Ты поеживаться.
Ветер, завывая, гнал по улице сухую листву. Отчетливо слышался стук оконной рамы в соседнем доме. Откуда-то издалека донесся плач ребенка, но тут же умолк, оборванный ветром.
Да, скоро рассвет. Вот уже стучит тачка дворника, сейчас он возьмет метлу, лопату и начнет подметать. Скоро послышится знакомый крик: «Че-о-о-рный кофе! Кому черный кофе?» Каждое утро, в четыре часа, на угол приходил продавец кофе со своей «закусочной» на коромыслах. Через некоторое время вокруг «закусочной» рассаживалось несколько человек — какой-нибудь рикша, лотошник, гулящая девка, рабочий — по дороге на утреннюю смену... И примерно в это же время раздавался стук сандалий Бить, которая возвращалась из публичного дома. Она осторожно, на цыпочках подходила к дому и тихонько стучала в дверь. Потом долго молча ждала, когда сестра откроет дверь. Иногда она простаивала по полчаса — младшая сестра спала крепко. Казалось, шум ветра заглушил все другие звуки. Итак, снова наступает осень. Ветер носится по ночному городу, словно задался целью разбудить город, погруженный в глубокий сон. Вставай! Вставай! Пришла осень!..
«Че-о-орный кофе!» — донесся до Ты голос старика с улицы. Как хочется погреться в эту ветреную ночь возле желтого огня! Ты вскочил, принес маленькую печурку, несколько полешек, разжег огонь и поставил чайник. Скоро в печурке заплясало жаркое пламя. Ему стало как будто бы не так одиноко: огонь — это ведь друг. Сколько ночей прокоротал Ты вот так же, как сегодня. Он достал незаконченное полотно, прислонил к ножке топчана, поближе к огню, и стал внимательно его разглядывать. На картине была изображена ваза с цветами, крупными темно-золотистыми хризантемами, похожими на огненные факелы. Ваза была лишь набросана, многие места на ней даже еще не закрашены. Картину эту Ты начал писать еще в прошлом году, осенью. Многие интересовались, почему он бросил ее писать. Достань где-нибудь несколько хризантем, воткни в вазу и закончи наконец! Но он только смеялся. Что им ответить? Он не мог закончить свою картину потому, что живой огонь этих цветов, который он увидел однажды осенью, погас. И сколько потом он ни смотрел на другие хризантемы, он так и не увидел этого огня. Так картина и осталась незаконченной...