В это утро Хой не высовывал из дому носа, он возился с Хиен и Ван, обсуждал семейные дела с отцом. Старик Зяо, деревенский лекарь, как всегда, жаловался на свою жизнь. Какие могут быть деньги у односельчан! Да если они и болеют, то не думают лечиться. Нарвут разных листиков, заварят, подышат паром, чтобы пропотеть, или купят на рынке на несколько су травы у горцев Ман. А разориться на несколько хао и купить настоящего лекарства — для них просто му́ка. Вот когда уже совсем припечет, тогда идут к лекарю. Да и то едва сунут нос в лавку, и сразу назад. Потом проглотят одну-две дозы и удивляются: почему лекарство не помогает? Нет чтобы пройти весь курс, как предписывает врач, как требует медицина! Таких больных раз-два и обчелся.
Но кто был по-настоящему ненавистен старому Зяо, так это лекарь Миен, что сидит на рынке Гань. Он-то и отбивает клиентов у Зяо. Несколько лет назад он откуда-то появился в этих краях и открыл шикарную лавку, чтобы легче было надувать простаков. Придет к нему кто побогаче, так он перед ним прямо ужом извивается, и болезнь-то пустяковая, а он ему все дорогие лекарства прописывает. А бедняк зайдет, так Миен, зная, что тот больше чем на одну-две дозы не может рассчитывать, начинает стращать беднягу, а потом даст чего-нибудь подешевле — на одно-два хао, да бумаги навертит побольше. Но для бедняка и одно-два хао — большие деньги, а что там за лекарство, откуда ему знать? Недаром говорят: «Каков лекарь, таково и лекарство!»
Хой понимал, что отцу хочется излить свою ненависть к новому лекарю, которая мучает его долгие годы. Он усадил Ван на колени и, гладя дочку по головке, слушал горькие жалобы отца. Что правда, то правда, этот лекарь с рынка Гань действительно мошенник. Однако кое-какие хитрости Зяо и сам иногда применял. А что ему оставалось делать? Не обманешь — не продашь, тогда хоть ссыпай все лекарства в помойку, да и зубы на полку. И Хой только поддакивал, слушая старика.
Наконец старый Зяо умолк. Потом, успокоившись, он спросил:
— Как ты считаешь, удастся Донгу подыскать работу? У нас сейчас туговато с деньгами. Хорошо, что хоть ты выбился в люди, и то для нашей семьи большое счастье. А Донгу нужно искать работу. Если он поедет учиться в Хайфон, мы не вытянем.
Хой промолчал. Он считал Донга очень способным парнишкой, каких-нибудь два года оставалось ему, чтобы закончить неполное среднее образование, хотелось бы, чтобы Донг продолжал учиться. Но как ни жаль было братишку, он понимал, что старик прав и что семья действительно не сумеет свести концы с концами, если Донг уедет. К тому же куда сможет поступить Донг, даже если через два года получит диплом? Попытается сдать экзамен на должность секретаря в местной провинциальной администрации? Это почти невозможно. Ежегодно из нескольких тысяч экзаменующихся этот диплом получают лишь два-три десятка. Без взятки тут не проскочишь. Хой уже испытал это на себе. И вот теперь Донг вынужден будет пойти по его стопам: добиться права носить черное шелковое платье и белый пробковый шлем и поношенные туфли на резиновой подошве — привилегии местной интеллигенции; ему, словно нищему, придется слоняться по улицам в поисках места секретаря в каком-нибудь частном учреждении или торговом заведении. Но в каждом учреждении или заведении он нос к носу столкнется с сотней таких же безработных интеллигентов, едва не умирающих с голоду. В конце концов, если повезет, он устроится учителем в частную школу, то есть приобретет такое же шаткое положение, как и он, Хой. И это еще будет великое счастье! Или сделается писателем. Это уж и вовсе смехотворно: во Вьетнаме, где народ влачит жалкое существование, полно всяких писателей и журналистов! Видать, литература стала последним выходом для людей, получивших образование и не нашедших применения своим знаниям и своим мыслям.
Хой опустил малышку на землю.
— Ладно, я постараюсь найти ему место. Нужно только будет списаться и потолковать с самим Донгом.
Но старик Зяо продолжал свое:
— Я слышал, что есть в Ханое какое-то техническое училище. Может, ты подготовишь его к экзамену в это училище?
— Вот поеду в Ханой, постараюсь разузнать.
Наступил вечер. Тени уже протянулись до середины двора, а Хой так и не решил, ехать ему или остаться еще на два-три дня. Ехать не хотелось. Вот уже много лет подряд целыми месяцами приходится торчать в Ханое, пока наконец не выпадет свободный день, чтобы съездить домой, к своим. А дома удается пробыть лишь несколько часов, да и то все время думаешь о том, как бы не опоздать на следующий день к занятиям. А потом в Ханое, когда бродишь по улицам или сидишь в библиотеке, все терзаешься воспоминаниями об этой короткой встрече с семьей. И Хой решил махнуть на все рукой и остаться дома на несколько дней. Хватит с него. К тому же в школе наверняка еще с полмесяца не будет занятий. Но может случиться и так, что завтра эта проклятая школа вдруг откроется, а его не будет на месте, что тогда? Нет, оставаться нельзя. Надо ехать. Он должен быть в Ханое, даже если придется сидеть там без дела.