— Купите лотерейный билет!
Голос, раздавшийся у них за спиной, заставил обоих обернуться. Молоденькая продавщица билетов Национальной лотереи французского Индокитая сидела на тротуаре на деревянной скамеечке.
— Купите по билету. У меня легкая рука. Вас обязательно ждет выигрыш!
Ву рассмеялся.
— Это замечательно — продавать сегодня лотерейные билеты! Прошу вас, девушка, дайте один билет этому обойденному фортуной господину и один мне.
Ву вынул авторучку и написал на своем билете дату.
— Прошу вас, девушка, распишитесь вот здесь. Благодарю. Ну а ты что стоишь столбом? Дай ей тоже подписать билет. И ты получишь свое счастье — счастье, которое раздает это прелестное создание в столь знаменательный день!..
Опустилась темная ночь. В уличных фонарях горели теперь синие лампочки, на перекрестках — зеленые. Тьма скрывала лица пешеходов. Люди походили на тени, торопливо скользившие вдоль домов. Голосов не было слышно — только шум повозок и ручных тележек, которые увозили беженцев из города, раздавался до полуночи. На пустырях и в городских парках продолжали рыть траншеи.
Ты теперь часто бродил по городу, а когда бродить надоедало, забирался в свою мансарду.
Образ женщины, сидевшей на узле с ребенком за спиной, и лицо девушки с плетенкой стояли у него перед глазами. Он должен написать это! Во время войны на долю женщин в конечном итоге приходятся самые большие тяготы и страдания. И по существу, человечество выживает благодаря женщинам. Ты припомнил рассказы бабушки, слышанные еще в детстве, о том, как покидали жители родные места во время нашествия французов. Бежали и от французов и от бандитов, зарывались в землю, как муравьи, как черви... Все повторяется! Матери, жены, сестры уходят от врагов, уходят, несмотря на трудности и лишения, которые сулит им жизнь без крова, жизнь беженцев, уходят, чтобы сохранить детей, эти ростки завтрашнего дня. Чтобы, когда уляжется буря, погаснет огонь войны, на обугленной земле зазеленели свежие побеги.
По привычке Ты мысленно набрасывал эскиз будущей картины. Фонарный столб. Кусок обвалившейся стены. Багровое небо, затянутое дымом. Женщина, сидя на узлах, кормит грудью ребенка, она тревожно смотрит вдаль на зловещее зарево пожара. Рядом девушка с плетенкой на плече склонилась к ребенку, она взяла в свою руку его пухленький кулачок. Малыш, держась другой ручонкой за грудь матери, повернул голову и улыбается девушке...
Что-то должно измениться! Сегодня Ты своими глазами видел, как рушится та сторона! Он видел «войско без генерала», видел растерянные и злые глаза солдат, вернувшихся из Ланг-сона, видел, как штурмовали поезд на Сайгон французские чиновники. Да, и эта милая девушка, продававшая лотерейные билеты перед вокзалом! Ты достал из кармана свой лотерейный билет, разгладил его, в ушах у него все еще звучал бойкий, веселый голос. Нет, что-то обязательно должно измениться!
XV
В эту ночь Ан так и не уснула. В окнах темно. Время от времени слышится шум проезжающих военных грузовиков. Перед рассветом она поднялась, вымыла рис и поставила варить. Когда рис сварился, Ан пошла будить брата, чтобы позавтракать пораньше, до тревоги. Вот уже два дня в Хайфоне непрерывные тревоги, им и счет потеряли. Время завтрака, обеда, ужина — все перепуталось. Вчера, например, Ан полдня просидела голодная в траншее рядом с казармой. А когда дали отбой — в третьем часу, — пора было идти на работу. Но едва они приступили к работе, как снова завыла сирена, и все просидели без дела почти до вечера.
Ан и Сон завтракали на кухне возле чуть теплого очага. Сон скользнул взглядом по располневшей фигуре сестры.
— Может быть, тебе, Ан, уехать на время в Тхюи-нгуен, пока здесь все не уляжется...
— Это зачем же? — возразила Ан. — Хозяин и так хочет сократить часть рабочих, и, уйди я на несколько дней, он сейчас же выгонит меня.
Сон снова взглянул на живот сестры, но ничего больше не сказал.
— У вас сегодня не будет занятий?
— Нет. Учитель сказал, что все школы закрываются, о начале занятий объявят в газетах. Ты видела вчера над городом японские самолеты?
— Видела.
— Одиннадцать штук! Вечером я был на мосту, там везли огромные пушки, кажется, будут настоящие бои.
— А нашу мастерскую перевели на военные заказы. Шьем только одежду для солдат. Вчера была тревога, и мы целый день сидели в подвале, ничего не делали. А перед концом смены приехал француз, разорался — мол, тревога тревогой, а мы должны...