Когда вилла была готова, супруги Кхань устроили бал. По всему саду на ветвях деревьев были развешаны нарядные китайские фонарики. Автомобили и рикши то и дело подвозили знатных гостей. Прислуга сбилась с ног, металась по комнатам, обслуживая гостей. А ночью дом засиял ярким светом керогазовых ламп.
Такой свет над селом Дуой вспыхнул впервые. На невиданное зрелище высыпало поглазеть все население окрестных деревень. На краю рисовых полей, на кладбище, возле пагоды сидели те, кто потерял тут все — и землю, и дом, и скот. Сидели в темноте тесными стайками и как завороженные смотрели туда, где сверкали огни и откуда неслись веселые крики, смех, музыка, аплодисменты. Одни тяжело вздыхали, другие бормотали себе под нос проклятия. Устав сидеть, они поднимались, потом снова садились и, обхватив руками колени, молча покусывали травинки. Каждый думал свою невеселую думу. И с той поры, если кто шел ночью по дороге от моста в село, путь ему всегда освещали белые огни из поместья депутата Кханя.
VII
Они сверкали и в эту ночь, яркие огни, разгонявшие темноту. «Зеркальный зал» весь переливался отраженными огнями. Раскрасневшиеся от обильного ужина и вина гости шутили, весело смеялись и громко разговаривали. Дамы расположились в углу зала. Они сидели, поджав под себя ноги, на широкой тахте из черного дерева рядом с китайским столиком и креслами с круглыми тюфяками из узорчатого сатина. Мужчины курили, развалившись на красных европейских креслах и диване, поглядывая из окон во двор. Одетые в белое служанки торопливо сновали по залу, разнося чай.
Из угла, где сидели дамы, то и дело слышался смех и оживленные возгласы. Было душно от пряных запахов духов и косметики. Мадам Де, полная, расплывшаяся дама, жена секретаря уездного управления, вынула из кармана зеркальце, незаметно подкрасила губы и снова вернулась к беседе. Ее пронзительный голос резко выделялся среди общего шума. На положении близкой знакомой хозяйки она держалась непринужденно и явно чувствовала себя своей в этом доме. Ее тоненький смех был то заискивающим, то шутливым, а то и — если нужно было — принимал презрительный оттенок.
— Послушай, — смеясь, обратилась она к дочери хозяйки, Нгует, — ты, милая, должна обязательно представить мне случай погулять на твоей свадьбе. Долго ли еще мне ждать? Вот соберусь в Ханой и сосватаю тебе там доктора...
Нгует энергично замотала головой, так что локоны рассыпались, и выбежала из зала с дочерью губернатора Ви. Девушки скрылись в комнате Нгует.
Фыонг, жена уездного начальника Мона, в свою очередь решила навести красоту, открыла сумочку и подкрасилась. Она была самой молодой из всех присутствующих дам. Ей было не больше тридцати. У нее были влажные губы и большие томные глаза. Она бросала иногда прямой, чуть-чуть насмешливый взгляд на какого-нибудь мужчину, словно спрашивая: «Посмотри-ка на меня, не правда ли, я хороша?» Фыонг слыла женщиной прогрессивных взглядов, и губернатор провинции уважал ее больше, чем управляющего уездом. Фыонг рассеянно вынула из портсигара английскую сигарету и закурила, прищурив глаза.