С трудом подняв поднос, Соан отправилась вслед за Дао. От тяжести ломило плечи. В конце коридора она услышала звуки патефона, смех, аплодисменты, и в тот же момент яркий свет ослепил ее. Сощурившись, она пронесла свой тяжелый поднос в зал, полный табачного дыма. Пестрые платья, разомлевшие от вина лица гостей, которые пьяно размахивали руками, расхаживая по комнате, и многократно отражались в немых зеркалах.
IX
Прошли шумные дни приема, гости разъехались. Соан выстирала и убрала белое платье, опять натянула на себя старую, заплатанную коричневую рубашку. И снова день за днем она подметала двор, мыла полы, протирала окна, стирала белье, молола рис, колола дрова, полола траву в огороде, чистила уборные — словом, не знала ни минуты отдыха, вертелась с самого рассвета, когда надо было приготовить мясной суп для овчарки, до позднего вечера, когда она подогревала воду хозяевам для ножных ванн. И уже совсем ночью, когда весь дом погружался в сон, Соан кипятила в двух старых бензобаках воду, чтобы рано утром побыстрее приготовить корм для нескольких десятков свиней. Голодная, она одна сидела на кухне у раскаленного очага и дремала или, тоскуя по дому, вспоминала своих.
Как-то утром депутат Кхань вспомнил о приглашении Куанг Лоя и отправился в Хайфон. Дат тоже собралась ехать, у губернаторши должна была состояться церемония «общения с духами». Стоя перед высоким трюмо, она напудрилась, нарумянила щеки, подкрасила губы. Потом завернула в пакет необходимое для церемонии нарядное цветистое платье. Маленькие глазки хозяйки смотрели из зеркала умиротворенно. Затянувшись в розовый корсет, она надела плотно облегающее шелковое белье и стала разглядывать свой располневший стан, поворачиваясь то одним, то другим боком. Она с нетерпением ждала предстоящей церемонии, казалось, ритмичная ритуальная музыка уже звучит в ее ушах. Длинные белые сатиновые панталоны выглядели нарядно. Она призывно поводила глазами, делая игривые жесты, кокетливо изгибалась в сторону воображаемого молодого певца, сладострастно закатывая глаза, как это обычно делают женщины, когда на них снисходит дух, готовый отвечать на вопросы.
Вдруг она увидела в зеркало, что в комнату кто-то вошел. От неожиданности она вздрогнула, но, увидев, что это всего лишь Соан, успокоилась и как ни в чем не бывало стала опрыскивать себя духами.
— Тебе чего?
Соан замялась.
— Госпожа, у меня мама заболела...
— И ты пришла снова отпрашиваться! Заболела — поправится. Нечего тебе без конца бегать домой.
— Но, госпожа, я с Нового года еще ни разу не была дома...
Дат поправила волосы и, довольная результатами, продолжала смотреться в зеркало.
— Подай креповое платье. Ладно, сходи. Но чтоб завтра рано утром была здесь. Слышишь! Смотри, если приеду, а тебя не будет...
Соан подала платье и продолжала стоять.
— Чего стоишь? Чего тебе еще?
— Госпожа, я хотела попросить...
Дат, точно ужаленная, резко повернулась к Соан.
— Ты смеешь просить еще что-то?! Да ты знаешь, что та фарфоровая чаша, которую ты недавно разбила, стоит столько, что твоего жалованья за год не хватит, чтобы расплатиться за нее. Убирайся!
Не проронив ни звука, Соан повернулась и пошла к двери. Но тут, очевидно передумав, хозяйка вдруг остановила девушку и стала рыться в кошельке.
— Вот тебе пять су от меня, купи что-нибудь своим ребятам. От меня, слышишь! А что касается денег, то сама подумай: ведь твоя мать еще ни одного донга не возвратила с тех пор, как заняла у меня. Ну, хватит. Спустись вниз, скажи повару, пусть даст тебе чашку риса, поешь и иди, да возвращайся пораньше.
Когда Соан ушла, хозяйка, умиленная своей добротой, снова принялась за туалет. Наклонясь в сторону, приподняв рукой край платья и привстав на носки, она репетировала движения ритуального танца.
Секретарь Тионг осторожно заглянул в дверь.
— Госпожа, машина подана.
Зажав в ладони монетку, Соан спустилась в помещение для прислуги. Увидев ее расстроенное лицо, тетушка Дон поспешила к ней.
— Что случилось?
Соан молча показала ей монету. Та сразу догадалась, в чем дело. Долг в пять донгов, которые мать Соан заняла несколько лет назад, ежемесячно плодил по два с половиной хао нового долга. И это при том, что «добрая» госпожа потребовала всего пять процентов. За работу у господ Соан положили в месяц три хао и питание. Если вычесть из них два с половиной хао в уплату процентов, то от заработка оставалось пять су, которых едва хватало, чтобы рассчитаться за одежду, разбитую посуду и прочее. Так что, если бы Соан проработала у них всю свою жизнь, она все равно не смогла бы скопить ни су, чтобы расплатиться с этим злосчастным долгом. Тем более что в долговой расписке значилось не пять донгов, а пятнадцать.